До вечера никто не появился, потому Хобридд направился ближе к берегу-вдруг там кто-то крадется, стараясь оказаться незаметным. Утром состоялась кара для двух матросов, что на призе спрятала бутылки с вином, отняв их у французов и к утру с трудом удерживалась вертикально. Это было первое значительное событие дня, вторым оказалась замена гороха рисом. Команда съела его со свининой хоть и без энтузиазма, но хорошо. День прошел в поисках призов, вглядывании в морскую даль, не идет ли добыча, приборке и учениях - все как обычно. Следует добавить, что трофейная кошка вполне освоилась на новом месте, охотно давалась всем в руки (тоже немаловажно для людей в море) и уже поймала пару крыс. Как выяснилось, у нее была своя манера доклада о победах. Крыс она съедала, а хвосты оставляла и выкладывала рядом с камбузом. Хокинс попытался сочинить оду ей, сравнив хвосты крыс с рострами римских времен, но не преуспел далее шести строк. Увы, хоть он был тоже сыном владельца конюшни, как и Китс, но далеко уступал тому в мастерстве, ибо не мог придумать, что ваза-это еще не похищенная невеста тишины.
'Thou still unravish'd bride of quietness!
Thou foster-child of silence and slow time...'
Куда уж бедному Хокинсу с его:
'Крысиный хвост с рассвета украшает палубу -
То 'мельника' настиг прыжок твой, миссис Салли!'
Кошку вообще-то звали Мисс Салли, а не миссис, но стихи от этого смелого искажения истины лучше не стали.
Следующие два дня протекли в борьбе со штормом и запором, поскольку съеденный рис именно так сработал на большинство матросов. Коку заявили, что если он еще раз сварит такую гадость, то его засунут в котел и используют голову как пудинг. И правильно: восседать на сетках в свежую погоду и мучиться запором-это еще те ощущения, дарованные нам в качестве познавания этого мира. Джек, который поел еще и рисового пудинга с салом, страдал тоже, но ему в левой раковине ждать все откладывающегося процесса было несколько удобнее. Юным желудкам мичманов было все как с гуся вода. Лоуренс ел мало, ибо пребывал в меланхолии, оттого совсем не пострадал.
За обедом Хобридд пожаловался на опыт вчерашнего поедания риса и сегодняшний исход, когда он разрывался между необходимостью идти наверх и бесплодными попытками дефенестрации, как он выразился, спутав два латинских термина. Тобиас хорошо посмеялся, а потом уже рассказал Джеку о разнице между ними.
-- Кстати, когда я путешествовал по Австрии, то мне рассказывали о двух тамошних дефенестрациях. Когда была первая, я уже забыл, кажется, лет так четыреста назад, когда из окон выкинули весь магистрат и бургомистра, а вот вторая произошла через пятнадцать лет после коронации нашего короля Джеймса Первого. Тогда выкинули из окон в ров двух имперских наместников и их секретаря. Жители рассчитывали, что во рву они разобьются, но произошло чудо, и наместники ушиблись, но остались живы. Секретарь еще сохранил в себе силы удрать домой, собраться и ускакать в столицу, где он был первым вестником о мятеже в Праге. Как потом говорили злые языки, он стал рыцарем в ознаменовании подобного подвига, но к его фамилии было добавлено слово, означающее 'высоко упавший'. Впрочем, я готов признать, Джек, что дефекация и дефенестрация иногда могут означать одно и тоже: ведь крепостные рвы были местом для сброса не только наместников, но и того, что утром осталось от вчерашнего обеда.
Они снова посмеялись, а затем Тобиас предложил Джеку один рискованный, но, возможно, перспективный план. 'Грасхоппер' должен был доставить Тобиаса к берегу и высадить неподалеку от городка Вилльяфрансиска, после чего его забрать через два дня. Если он отчего-то не явится, то попытку стоило повторить еще через два дня. Дальше уже и не стоило снова рисковать. У Тобиаса было ощущение, что он сможет кое-что узнать о прибрежном судоходстве и прочем интересном.
Хобридд воспротивился. Высадка ученого, но малоприспособленного к реалиям жизни доктора на побережье, во враждебную страну-это же прямо самоубийство! Если его поймают, то ему грозит тюрьма до заключения мира, которого все никак не видно. а то и смерть за шпионаж. А насчет судоходства Тобиас вряд ли что-то узнает-разве это скажут иностранцу? Это же не изложение древней истории городка и высокоученый спор, вино с чьего виноградника более ценно. о чем охотно расскажут даже гостю страны.
У нежелания отпускать Тобиаса был и личный момент. Тобиас нравился к Джеку как собеседник и друг, с которым можно было поделиться многим. Ведь став командиром, Джек отдалился, по обычаям флота, от прочих офицеров, а от команды он был далек и раньше. Поэтому командир мог перемолвиться словечком о чем-то не военно-морском только на совместных обедах с кают-компанией, но там тоже было много ограничений. Надо было получить свой штаб, то есть стать адмиралом, чтобы заиметь компанию практически друзей и однодумцев, где можно пообщаться чуть по- другому. Хотя флаг-офицер, конечно, не друг адмиралу, который может быть вдвое старше, но он может быть родственником, с которым меньше сковывают условности....
Джек поймал себя на мысли о том, что раз он рассуждает о сложностях жизни капитана и адмирала, то, наверное, ему суждено достигнуть этих высот. От того он малость размяк, а Тобиас, увидев, что Джек сбавил пылу в дискуссии, воспользовался этим и взял Джека на 'слабо', заявив, что если подход к берегу почитается Хобриддом как опасный для вверенного ему корабля, а потому нежелательным, то он не осмеливается настаивать на риске для Джека, корабля и команды. Так Хобридд и попался, дав согласие и вызвав помощника штурмана, чтобы тот после выпитого стакана малаги сообщил нужный курс к побережью.
____
Через два дня Тобиас не обнаружился в условленном месте, поэтому пришлось повторить попытку через четыре. Пока шлюпка уходила в ночь и возвращалась, Джек нервничал и постоянно требовал молчания на борту, словно мог услышать, что там делается в месте встречи, а ругательство рулевого, у которого заболела нога от ночной сырости, заглушит нужные звуки. Наконец, послышался близкий плеск весел. Караул морской пехоты взял ружья на изготовку. Из близкой темноты показалась вспышка, потом исчезла, потом снова появилась. Это они, и все хорошо, потому как три вспышки и больше-это был бы сигнал, что они захвачены испанцами или французами, и сейчас с ними названые гости.
Им тоже просигналили двумя вспышками фонаря. Теперь очередь пароля. Из подошедшего совсем рядом баркаса послышалось: 'Ройял Оук'. Голос Стэрди узнаваем, но кажется каким-то тоненьким, как мышиный писк. Это он 'пустил петуха' от волнения, или простыл? Будет Тобиасу работа сразу по возвращению.
Ответ: 'Ройал Соверен'. В ответах самое главное слово 'Ройал', прочие слова не важны, потому как если баркас возвращается с паролем 'Ройал'- не нужно ожидать абордажа врагов. В противном случае Стэрди говорил бы 'Оук', а после 'Соверена' последовал бы мушкетный залп, а, может, и картечь. Но ничего такого не произошло. Баркас подвалил к борту, и мичман прокричал:
--Сэр, все хорошо, доктор с нами!
--А где же он? Я его не вижу.
И правда, Джек не мог различить голову Тобиаса .
--Сэр, он жив, но не в себе...
--Час от часу не легче! Что там может быть с ним?
--Надрался, сэр, как Рипли в Маоне! Сам не поднимется, нужно подымать!
Джек распорядился, и Тобиаса завернули в одеяло, запеленали тросом и аккуратно подняли на борт, после чего отнесли в лазарет. Бестолкового помощника хирурга Джек списал на берег, теперь там заправлял один из новичков, Эванс. Как оказалось, он как матрос оставлял желать много лучшего, но медицине учился охотно и имел голову на плечах. Вот в добрые руки Эванса Тобиас и попал. Эванс, разбуженный, быстро понял, что ему надо делать, и захлопотал. Нужным образом уложил своего начальника, чтобы, если у того начнется рвота, не подавился ею, укутал доктора и отправил разбуженного юнгу Тома с двумя бутылками к коку, чтобы набрать горячей воды, если на камбузе она есть. Если не окажется, то подождать, пока согреется.