На все представления был получен отказ, а в последнем случае – также разъяснение, что «на основании донесения бывшего священника штаба войск Квантунской области Антония (Быкова) о неблаговидной жизни и поступках священника 9-го Восточно-сибирского стрелкового полка Евфимия (Алфеева) по распоряжению Владивостокской епархии производится формальное следствие»[113].
Следствие началось в начале января 1901 г., а 8 мая 1903 г. о. Евфимий был уволен в отставку с сохранением жалования «829 руб. столовых – 148 руб. 50 коп., квартирных – 484 руб., за выслугу 10 лет в военном ведомстве и в отдаленных краях империи – 137 руб. 25 коп., всего – 1598 руб. 75 коп.»[114]
Возбужденное в 1904 г. ходатайство о награждении вновь не было удовлетворено – на этот раз из-за отставки священника.
Еще одна причина небольшого количества наград заключалась в отсутствии наград «по статусу», как например, в случае с о. Стефаном (Счесновичем). Недавно начавшие службу по ведомству протопресвитера, молодые священники их не имели, так как еще не выслужили положенного для награждений в мирное время «трехлетнего междунаградного» срока[115]. Этим, кстати, объясняется и очень малое количество таких наград, как скуфьи и камилавки. Фактически за всю кампанию только священник 5-го полевого запасного госпиталя Савва (Мичурин) был награжден «камилавкою за строгое исполнение духовных треб и пастырские советы, которые содействовали миру и братскому отношению чинов госпиталя»[116].
Наконец, еще одной причиной небольшого количества наград было ограничение, введенное министерством. Число наград должно было соответствовать «причитающейся полной годовой норме». Сверх существующей нормы было разрешено испросить по 12 наград для Приамурского и Сибирского военных округов и для Квантунской области, а также 8 – для Туркестанского округа. «Все эти награды разрешено назначать сверх существующей нормы, не стесняясь сроком выслуги»[117].
Что касается количества наград на одного человека, то «военным министром приказано было в принципе придерживаться такого порядка, чтобы чины войск, действовавших на Пичилийском районе, которые будут удостоены к нескольким наградам, могли получить не более 2-х наград, а в Маньчжурском районе по одной награде»[118]. Правда, при рассмотрении представлений к наградам «его высокопревосходительство признал возможным тем чинам, которые были представлены к наградам за выдающиеся боевые отличия, назначить по две и даже по три награды»[119].
Полученные награды следовало выкупать за собственные деньги – за орден св. Анны 3-й степени следовало заплатить 20 рублей, за орден св. Анны 2-й степени с мечами – 52 рубля 50 копеек.
Таким образом, участие военного духовенства в китайском походе показало, что проведенные реформы были вполне эффективны. Однако многие проблемы еще предстояло решать в будущем.
Например, не было определено, где должен находиться во время похода священник, не совсем четко были обозначены его обязанности, не определялась проповедническая деятельность. Кроме того, и это было особенно важно, не были прояснены взаимоотношения военных священников и епархиальных архиереев. Переосмысление полученного опыта легло в основу следующих больших преобразований, начатых в 1903 г.
Проповедническая деятельность военного духовенства в Русско-японской войне
Опубликовано: Военно-историческая антропология. Ежегодник. 2002. М.: РОССПЭН, 2002. С. 148–164.
Война – это не только организованная вооруженная борьба между государствами, нациями (народами), социальными группами. Это всегда и огромная психологическая драма.
Война ставит человека в ситуацию жесточайшего внутреннего противоречия. Во-первых, человек на войне должен сознательно подвергать свою жизнь опасности, преодолевать страх смерти. Здесь наиболее серьезная конфронтация – между инстинктом самосохранения и реалиями войны. В большинстве случаев солдаты «затрачивают слишком много энергии на борьбу с собственным инстинктом самосохранения, и у них не остается духовных сил для проявления какой-либо инициативы»[120]. Во-вторых, солдат должен сознательно убивать врага. Это приводит к конфликту между внутренним нравственным чувством психически здорового человека и поведением, которое диктуется ситуацией. Часто у солдат развивается комплекс вины, оказывающий серьезное влияние не только на их поведение в ходе боя, но и на дальнейшую мирную жизнь. Другая проблема, которая встает постепенно, особенно при затянувшихся военных действиях, в случаях длительного отступления или передислокации, – накапливающееся чувство усталости, обреченности, неверие в благополучный исход кампании, пассивность. Кроме того, солдату приходится на довольно продолжительное время отказаться от привычных условий жизни, мириться с дискомфортом полевых условий и длительной разлукой с домом и семьей. При этом он должен не только корректировать свои привычки и желания, но и терпеть рядом постоянное присутствие большого количества людей, чьи манеры и характер могут быть ему чужды и неприятны. В противоречие вступают особенности военного быта и стремление к личному благополучию. Главный же момент заключается в том, что солдат должен сохранять сознательную активность на всем протяжении военных действий[121].
121
Об этом подробнее см.: