Кроме военных и госпитальных в крепость попали и несколько корабельных священников I Тихоокеанской эскадры: Михаил (Руднев) (крейсер «Варяг»), Павел (Ратьковский) (эскадренный броненосец «Ретвизан»), Дмитрий (Нещеретов), Анатолий (Куньев) (крейсер «Баян»)[191], Николай (Исидоров) (крейсер «Паллада»)[192] и иеромонах Паисий (крейсер «Бородино»).
Таким образом, на момент осады количество военных священников в Порт-Артуре было относительно невелико – около 20 человек[193] на 43 тысячи сухопутного гарнизона. Все полковые священники отличались достаточно высоким образовательным уровнем, имели опыт практической работы, в том числе и как военные священники[194].
Как и в других местах, в Порт-Артуре военным священникам не удалось избежать конфликтов с епархиальным духовенством. Первоначально мелкие стычки возникали из-за обращения к ним епархиальной паствы с просьбами совершить необходимые обряды (это было дешевле, а иногда и проще, так как не требовало дополнительных документов). Более серьезная конфронтация началась позже и стала отражением борьбы между главой Пекинской епархии и назначенным на театр военных действий полевым главным священником. Причем часть обвинений касалась «самозваных» порт-артурских священников. Так, например, преосвященный епископ Переславский обращается в духовное правление, сообщив, что имеет «полученные епархиальным начальством частным путем сведения о появлении на театре войны самозваных священников, каковым был в Порт-Артуре самозваный иеромонах Корейской миссии, уже скончавшийся, Власий, совершавший священнодействия, будучи в сане иеродиакона»[195]. Что касается служения священников до начала осады Порт-Артура, то здесь заметны некоторые особенности. В отличие от других военные священники Порт-Артура имели относительно большое количество стационарных полковых церквей, обустроенных и снабженных почти всеми необходимыми церковными вещами. Серьезных проблем со св. антиминсом или метрическими книгами не возникло. Подал рапорт об отсутствии св. антиминса только Василий (Слюнин)[196]. Не оказалось св. антиминса и в церкви 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, но Антоний (Мшанецкий) получил его от Николая (Глаголева) практически сразу по прибытии.
Конечно, места для размещения полковых церквей были далеки от идеала – в большинстве случаев это были казармы[197], реже – офицерские столовые[198]. Для вновь прибывших полков церкви устраивались довольно быстро. Так, Антоний (Мшанецкий), прибывший в свой полк 8 декабря 1903 г., открыл церковь уже к рождественской службе. При этом на все настойчивые рапорты отпустить хотя бы скромные средства на приобретение самых необходимых церковных принадлежностей (креста, Евангелия, облачений и книг), он не получил никакого ответа. Тогда Мшанецкий упросил офицеров уступить часть столовой, кое-что из необходимых вещей купил на свои деньги, а кое-что попросил у благочинного о. Глаголева. После рождественской службы весь полк – и офицеры, и солдаты – «понесли свои лепты на дело Божие и <…> были воодушевлены желанием устроить полковую церковь <…> образовалось церковное попечительство, а офицеры согласились отчислять 1 % своего жалования на устройство и оборудование храма»[199].
В отличие от других полковых священников священники Порт-Артура почти не сталкивались ни с противодействием, ни с индифферентизмом полкового начальства и офицеров. Напротив, отмечены случаи горячего участия офицеров в организации церквей и церковных библиотек. Отчасти это объясняется установившимися личными связями, отчасти тем, что довольно длительное пребывание полков на позициях без активных военных действий ставило на повестку дня вопрос о сохранении дисциплины. Священники же оказывали военным неоценимую помощь, организуя досуг нижних чинов.
После устройства полковых церквей вставал вопрос о проведении богослужений, связанных с Рождеством и Пасхой. Организация этой работы была не только очень ответственной, но и едва ли не самой сложной для военных священников, в попечении каждого из которых находились более двух тысяч человек. Вот что вспоминает Антоний (Мшанецкий): «Во время Великого поста по моему ходатайству пред командующим полком все нижние чины, будучи разделены на группы по 15–20 человек от каждой роты, стали по очереди бывать в церкви и получили возможность отговеть. <…> В течение того же Великого поста был сформирован 7-й запасной Восточно-Сибирский стрелковый батальон, и мне было поручено исполнять в нем духовные требы»[200]. Помимо праздничных служб священники объезжали боевые позиции полков, освящали окопы и оружие, проводили беседы с нижними чинами, стараясь подбодрить и воодушевить их. Обычно темами для таких бесед становились примеры военных побед прошлого. Для проведения бесед священники располагали специальной литературой, написанной в расчете на солдатскую аудиторию. Главная трудность, с которой сталкивались проповедники, – нестабильность вновь сформированных полков, негативизм и нежелание воевать новобранцев, незнание ими военных традиций и особенностей полковой жизни, рознь среди старослужащих, переводившихся во вновь формируемые полки из частей разных других соединений.
191
Родился 30 июня 1869 г. Сын священника. Уроженец Московской губернии. В Московской духовной семинарии окончил курс по II разряду. С 3 февраля 1891 г. – священник церкви села Рождествено на р. Истре. Согласно прошению от 30 декабря 1903 г. назначен на крейсер I ранга «Баян». Вдовец (РГИА. Ф. 806. Д. 5052. Л. 15).
192
Родился 24 июля 1861 г., сын священника, уроженец Витебской губернии. В Витебской семинарии окончил курс по I разряду. С 21 июня 1882 г. – псаломщик стайкинской церкви Городокского уезда. Рукоположен 26 мая 1883 г. Согласно прошению назначен на фрегат «Паллада» 12 августа 1903 г. Вдов. Имеет дочь Евгению (родилась в 1890 г.) (РГИА. Ф. 806. Д. 5052. Л. 16).
193
На братском собрании 16 ноября 1904 г. протопресвитер говорил о 15 «ратоборцах-заточниках». Очевидно, он имел в виду только военных священников, не включая в эту цифру госпитальных священников и псаломщиков.
194
Это очень важно. В большинстве воспоминаний о Русско-японской войне военных священников упрекают в низком образовательном уровне, неумении работать с солдатами, отсутствии навыков служения в полевых условиях и т.д.
195
РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 5238. Л. 1 об. Подтвердить или опровергнуть это обвинение не представляется возможным, поскольку никаких других упоминаний о «самозваных» священниках не обнаружено. Возможно, речь шла об о. Власии с корабля «Пересвет», умершем 26 декабря 1904 г. (РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 5015. Л. 9).
197
В казармах, например, разместились церкви 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка (бывшая церковь 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, впоследствии переведена) (РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 4516. Л. 16), 26-го Восточно-Сибирского стрелкового полка (бывшая церковь 9-го ВосточноСибирского стрелкового полка) (РГИА. Ф. 806. Оп. 4. Д. 4516. Л. 17).
198
Однако близость алтаря к «кухне» вызывала неудовольствие, и, по возможности, для церквей старались выделить отдельное помещение.