По прибытию в дивизион я хотел стать на должность офицера наведения, но она уже была занята выпускником Ордженикидзевского военного училища (кстати, кандидатом в мастера спорта по штанге). Тот в часть прибыл раньше меня — похоже, он даже отпуск свой полностью не отгулял. Меня назначили старшим техником координатной системы — я эту должность знал, выполнял на ней боевую задачу на полигоне.
1969 год для нашего дивизиона был стрельбовой. Стрельбы спланированы на апрель месяц на полигоне «Ашулук». Нам повезло, мы начинали стрельбы. Это был конец март — начало апреля. Полигон был не загружен, нам не надо было разворачивать палаточный городок. Нас поселили в казармы, питание личного состава было организовано в полигонных столовых, развернули только автопарк и площадку для техники. Полигон за 3 года изменился, развернуты были командные пункты полков, бригад, оснащенных автоматизированной системой АСУРК-1М, добавились площадки ЗРК С-125 и подготовлены площадки для стрельб ПВО сухопутных войск, ЗРК «Круг».
Отстрелялись на оценку хорошо, снижена была оценка за учебную стрельбу. При отражении удара воздушного противника, с имитированными пусками ракет, было пропущено несколько целей.
В 1969 году наш дивизион был укомплектован офицерами уже на 100 %.
Из 15 офицеров дивизиона нас было трое, лейтенантов холостяков. Для нас в качестве общежития была выделена двухкомнатная квартира, где с нами жил четвертый — капитан Лаба, начальник первого отделения радиотехнической батареи.
Семья его жила в Луцке, и когда дивизион не дежурил, он на субботу и воскресенье уезжал в город, а в понедельник утром прибывал на службу. Ему было уже за сорок, и называли мы его «карьеристом» — к 45 годам, как раз к увольнению, с выслуги больше 25 лет он дослужился лишь до капитана. Судьба его очень удивительная. В армию его призвали в начале 1945 года, попал в пехоту, сразу отправили на фронт. Как участник ВОВ, при увольнении в запас в 1972 году он получил звание майора.
Дед Лаба, как мы его называли, на службу приезжал в полевой форме — в гимнастерке, с портупеей, в брюках, заправленных в яловые сапоги, которые он почему-то носил с портянками. Мы все ходили в более легких и удобных хромовых сапогах и в носках. Лабу я ни разу не видел в кителе, не говоря уже о рубашке с галстуком. В полевой форме он ходил зимой и летом, у офицеров она полушерстяная. Получилось так, что мы жили с ним в одной комнате.
Во время обеденного перерыва, а у нас он длился два часа, Лаба ложился в форме на кровать, не снимая ни сапог, ни портупею, — только загибал только матрас под сапогами — и читал газету. Все его движения по занятию койки были отработаны до автоматизма.
Когда мы возвращались из столовой, мы все переодевались — кто в спортивную форму, кто вообще в трусах и майке, читал прессу или книгу, кто смотрел телевизор, если было, что смотреть, потому что телеканал был один, а может два, но второй включался только вечером. Я ему как-то сказал:
— Дед Лаба, вы хоть сапоги снимите и отдыхайте нормально!
На что он отвечает:
— Молодой, офицер должен быть все время одет по форме.
Ну, думаем, мы тебя заставим хотя бы снять сапоги! Дело было в начале декабря. Натопили печку (она была обложена кафельной плиткой, одна сторона ее была недалеко от его кровати). Температура в комнате была больше 25 градусов. В рубашках было жарко. Приходим с обеда, Лаба автоматически ложится на кровать в своей любимой позе и разворачивает газету. Мы застыли в ожидании, что будет дальше. Выдержал он минут 10, встал со словами «Ну и натопили». Ну, думаем, все — сейчас форму снимет. Он расстегнул две верхние пуговицы на гимнастерке, снял сапоги, размотал портянки, опять надел сапоги и улегся обратно на кровать читать газету. Мы выскочили из общежития и долго не могли прийти в себя от смеха.
Интересное было то, как Лаба попал в зенитно-ракетные войска, имея семь классов образования. В армию его призвали в начале 1945 года, он попал в пехоту и сразу отправился на фронт. Бои уже шли в Германии. Как он рассказывал, во время его первого боя нужно было занять какой-то хутор из трех или четырех домов. Роту, которая вся из необстрелянного нового пополнения по 18–19 лет, подняли в атаку. Солдаты метров 100 пробежали и залегли под огнем, потом стали отползать назад, прикрываясь саперными лопатками, как щитами. Командир роты стал их подымать пинками, сам даже не пригибался. Солдаты под его пинками ползли вперед, а как только он отходил к другим, ползли назад от страха. Так целый день атаковали этот хутор, пока к вечеру не сообщили, что соседнее подразделение заняло этот хутор.