— Беги! Мы выстрелим в воздух, а ты доберешься до штаба, там уже знают о тебе –
Они остановились и стали рассказывать, куда ей идти. Инна думала, как поступить. Может они хотят, чтобы она побежала и тогда застрелят ее, чтобы не было так стыдно убить неповинного человека. Или действительно хотят помочь.
— Да беги ты! Правду говорим, тебе ничего не будет, а вот полковник получит! — С явным злорадством, повторил второй. Инна все сомневалась.
— Ты знаешь, какой он гад? и ты думаешь, мы будем в тебя стрелять. Так что беги –
Они повернулись к ней спиной, выстрелили в воздух и медленно пошли назад в полк.
Оставшись одна, Инна наугад пошла через лес. Она совсем не запомнила дорогу, которую ей обрисовали военные, да и вообще плохо ориентировалась в лесу. Хотелось есть, и пить, но осенний лес ничего съестного не предлагал. Она до сих пор испытывала стыд, переходящий в злость. Инна наугад шла сквозь чащу, не зная, куда приведет этот путь. Быстро стемнело. Было страшно и холодно, она ускорила шаг, хотя уже выбивалась из сил. Вдруг среди деревьев замерцали огоньки. Собрав последние силы, Инна дошла до деревни. Она постучалась в дом, ей открыла старая женщина, увидев ее, да еще в военной форме стала креститься:
— Детонька, откуда? Тут же полицаи, увидят, разорвут, они же звери…
— Бабушка, Я заблудилась, ушла из части за грибами и потеряла дорогу.-
— Сколько ж ты прошла, наши — то далеко, а немцы бегут, а кого покрепче с собой угоняют -
Она пустила Инну в избу и стала метаться по комнате, стараясь скорее найти подходящую одежду на печи, в сундуке, в сенях, чтобы Инна переоделась.
Зная о том, что их ожидает в случае плена, женщины-военнослужащие, как правило, сражались до последнего.
Часто захваченные в плен женщины перед смертью подвергались насилию. Инне еще в медсанбате рассказывали, что после долгих боев за нашу территорию при отступлении немцев зимой 1942 г. на дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные… На этих мертвых телах… были написаны похабные надписи.
Наконец, Инна стала похожа на деревенскую девушку, она сидела за столом и за обе щеки уплетала нехитрую еду, которую собрала ей бабушка.
Устав от пережитых событий и длинной дороги, Инна крепко уснула. Наступило утро. Женщин разбудил громкий стук в окно. Там стояли двое немцев и полицай. Ворвавшись в избу, оттолкнув старушку в сторону и осмотрев избу, они подошли к Инне.
— Ты кто? Откуда? — спросил полицай-
— Племяшка моя внучатая, болеет она … — быстро сообразила старушка
— Собирайся, быстро, если здесь умереть не хочешь –
— Да куда же ее, больная она, только с виду здоровая, — загородила Инну бабушка… И тут же прозвучал выстрел, старушка упала к ногам Инны.
Двое довольно ухмыляющихся гитлеровцев и полицай вывели Инну на улицу. Мысли мелькали в голове Инны «Куда в плен… или на смерть? Вроде, "гансы" выглядят не злыми… Хотя — кто их знает? На войне совершенно обычные люди часто творят такую запредельную мерзость, которой никогда бы не сделали в "другой жизни"…
Вскоре они подошли к стоявшей на другом конце деревни, колоне женщин и детей, окруженных фашистами. Инну втолкнули в толпу, и все двинулись дальше. На станции их, как скот, загрузили в товарные вагоны и привезли в Польшу. В лагере женщин и детей разделили, а потом стали сортировать и женщин, кого куда.
Чтобы заключенные работали усерднее, Генрих Гиммлер, глава СС, приказал открыть бордели в концентрационных лагерях оккупированной Европы.
В лагере был дом терпимости, где находилось много женщин из числа заключенных. Право посещения дома терпимости мужчины-заключенные получали за деньги (2 марки за 15 минут) или в качестве «премии» за усердную работу… Для персонала СС был особый дом терпимости с немками. Разумеется, соблюдались и расовые нормы: немцы должны были ходить только к немецким женщинам, славяне — к славянкам. Русские и евреи в бордель не допускались. По разработанному нормативу — одна женщина на 300–500 мужчин. Один сеанс длился 15 минут, за которым надзиратели наблюдали в глазок.
К началу 1944 года лагерь был переполнен, гигиена и санитария больше не соблюдались. Приходилось пробираться через толпу, чтобы попасть в туалет или к умывальникам. Исключение делали лишь для женщин, которых отправляли «работать» в бордели. Их не постригали, лучше кормили и одевали. Публичные дома открывали на территории мужских концлагерей, чтобы «повысить производительность труда». Чаще всего отбирали немок, полячек и француженок. Сначала женщинам обещали выход из концлагеря спустя полгода работы в борделе. Для многих желание оказаться на свободе было сильнее моральных принципов.