— Пустяки, — отвечал Коршунов, — конь стоит, как памятник. Я его уговорю… Лучше скажите, сколько это будет стоить?
Они стали совещаться с барышней, как вдруг на площади за дверью закричали несколько человек, потом послышался грохот и звон.
— Это он волнуется, — сказал Коршунов, — бежим посмотрим.
Посреди толпы визжавших мальчишек и баб-молочниц бегал горбун в жёлтой кофте и широкополой шляпе и едва тащил старую, позеленевшую, хромую шарманку, за ним гонялся высокий, коричневый в пятнах конь, которому во что бы то ни стало хотелось ударить горбуна. Горбун не мог бежать прямо, и он кружился, прячась за мальчишек и спотыкаясь. Шарманка волочилась за ним. Мальчишки визжали радостно, бабы охали.
— Бетховен! — закричал Коршунов. — Остановись, Бетховен! Я так и знал. Я предупреждал этого дурака, что здесь играть нельзя. Бетховен не выносит скверной музыки. Заиграл на своём ящике — обрадовался, вот теперь пусть побегает. Бетховен, тебе говорят: стой!
Конь услышал голос хозяина и оставил своё развлечение. Он подошёл к Коршунову и стал тереться о его плечо. Горбун остановился в конце площади и смотрел, поражённый и раздосадованный. С ним заговорил широкоплечий латыш с рыжими баками.
Бабка-Малый протянул коню руку.
— Узнаёшь? Здравствуй, Бетховен!
Конь раздул ноздри и обнюхал руку. Потом отступил назад и подал правую ногу с невероятной надменностью.
Толпа дрогнула. Мальчишки снова завизжали от восторга. Бабка-Малый подержал конскую ногу и вежливо опустил на землю.
Коршунов презрительно оглядел издали шарманщика.
— Разве это музыка? Вот послушай…
Латышка вынесла аппарат с треножником и остановилась. Коршунов вынул из сумки флейту и сказал публике:
— Отойдите подальше. Я сейчас сыграю своё сочинение: «Курляндские звёзды».
При первых звуках флейты конь задумчиво пошёл по кругу. С каждой нотой его шаг ускорялся, через минуту он уже шёл рысью, как на вольтижировке, и подымался на дыбы. Наконец он поднялся во весь рост, большой и коричневый, и пошёл к хозяину на'двух ногах.
Вопль восторга потряс воздух. Мальчишки свистели и орали. Латыш, говоривший с шарманщиком, громко вскрикивал:
— Очень хорошо! Очень хорошо! Замечательная школа! Это цирк, честное слово, цирк!
Флейта кончилась. Конь стал на все четыре ноги, и Коршунов покормил его сахаром.
— Как же я буду его снимать? — спросила неуверенно барышня.
— А очень даже просто. Ставьте свой ящик здесь…
Коршунов погладил коня по шее, установил его перед аппаратом и сказал:
— Бетховен, смотри сюда — не оглядывайся, не качай головой одну минуту. Думай о чём-нибудь хорошем. Ну, стой, наконец, или я рассержусь.
Конь тряс гривой и переступал с ноги на ногу. Наконец Коршунов успокоил его. Но только барышня хотела сказать: снимаю, — муха села на нос Бетховену, и он махнул мордой.
Его снова успокоили. Наступил торжественный миг. Толпа молчала. Гусары затаили дыханье, Бетховен задумался всерьёз. Никто не заметил, как к толпе подошёл смуглый, похожий на цыгана драгун. Он вгляделся в участников торжества, плюнул, потом нагнулся, отыскал камень, не большой, не маленький, но достаточно веский, и, размахнувшись, запустил его в коня.
Барышня сказала:
— Я снимаю!
И сняла колпачок с аппарата.
Камень ударил в бок коню. Бетховен прыгнул вперёд, едва не сбив аппарат. Бабка-Малый огляделся вокруг, как фокусник. Толпа стала искать виновника.
Драгун не торопясь уходил в гору, грозя кулаком.
— Какого чёрта, — сказал Бабка-Малый, — паршивый драгун лезет не в своё дело!
— Здорово, Коршунов! — кричал драгун. — Пришли мне одну карточку — я её привяжу на хвост своей кобыле.
Коршунов пожелтел от злости и сдержался. Наконец он разжал зубы.
— Это Франтов, — сказал он Бабке-Малому, — у меня с ним счёты. Это мой враг. Ладно, я ему тоже печёнку испорчу… Подождём немного…
Коня поставили снова в позицию. Аппарат щёлкнул. Дело было сделано.
— Теперь в эскадрон вместе, — сказал Бабка-Малый.
Тут к Коршунову подошёл латыш с баками.
— Моя фамилия есть Пуппе, — сказал он, — Пуппе… Ах какой музыкальный конь. Я первый раз за жизнь видел. Очень хорошо. Могу я спросить у вас кое о чём?
— Спросите, — сказал зло Коршунов, — только не денег. Денег нет.
— Зачем деньги, — испугался латыш, — не можете ли вы дать представление в моей мызе? Совсем рядом отсюда.
— Нет, не могу дать представление, — сказал Коршунов, — я не клоун, и вообще — ступай прочь…