— Ой, какой злой господин гусар! — сказал латыш, отходя и оглядывая коня от головы до хвоста влюблёнными глазами.
II
На походе флейта Коршунова скромно лежала в его сумке, но как только эскадрон становился на ночлег, Коршунов доставал её и начинал играть с упоением.
Играл он много и хорошо.
— Задумчиво играет, — говорили гусары. — Хоть плачь, хоть смейся — под вальс в самый раз… Здорово играет человек…
Его большой коричневый конь значился в списках полка под кличкой Чертополох, но его давно неизвестно кто прозвал Бетховеном, и это имя за ним утвердилось навсегда. Он понимал музыку, как ни одна лошадь в полку.
— Бабка-Малый, — сказал Коршунов, — пойдём, я буду играть тебе и Бетховену своё сочинение «Осенняя луна в огороде».
Они вышли за расположение эскадрона. Коршунов стал у дерева, прислонился и заиграл.
Бабка-Малый слушал и вздыхал сочувственно.
Бетховен щипал траву и недовольно шумел хвостом.
Потом, прислушавшись, он сложил уши в трубочки и подошёл к Коршунову. Когда флейта замолчала, он стоял, слегка высунув язык, и попрыгивал…
— Одобрил, одобрил! — сказал радостно Коршунов. — Ну, спасибо. Ты ещё не до всего дошёл, — он поцеловал коня в лоб, — но я из тебя человека сделаю. Только слушай меня по-хорошему.
— Знатно играешь, — сказал Бабка-Малый, — вроде как «Тоска по родине». Щемит хорошо. Ещё бы послушал.
С этого вечера больше всех романсов Коршунова полюбился Бетховену романс об осенней луне в огороде.
Через неделю Бабка-Малый и Коршунов выехали на разведку. С ними было ещё два гусара. Этот маленький отряд должен был пройти до высокого берега реки и установить там пост до утра. Перед утром их сменяли драгуны.
Они ехали по тропинке через густой лес. Лес темнел так подозрительно, точно в нём прятались тысячи врагов. Всякий раз, когда раздавался шорох в кустах, Бабка-Малый наезжал конём на кусты, но там никого не было. От этого, однако, не становилось легче.
Бетховен шёл лёгкой рысью и оглядывался тоже, как настоящий солдат, и пугался длинных, бегущих теней по сторонам.
Вдруг совершенно ясно слева послышался шум в чаще, и Коршунов ворвался туда с обнажённой шашкой.
Сквозь чащу мелькнул огонёк, поспешно прикрытый кем-то.
— За мной, — закричал Коршунов, — тут народ!..
Через десять шагов он натолкнулся на такую картину. В лесной чаще на крохотной полянке стояла телега, закрытая брезентом. Перед ней горел маленький костёр. У костра толпились какие-то карлики в лохмотьях.
— Стой! — сказал Коршунов. — Кто такие?
Четыре всадника окружили полянку. Огонь раздули и увидели, что это не карлики, а ребята. Самый старший, мальчик лет двенадцати, выступил вперёд и сказал по-русски:
— Беженцы мы. Вот кто мы…
— А чего вы тут одни делаете? Лес палите…
— Мы не одни, — отвечал карапуз, — бабушка с нами.
— А где же это подевалась ваша бабушка?
— Бабушка пошла лошадь прятать…
И верно: в кустах зашумело, точно в них запуталась лохматая ночная медведица. Затем на поляну вышла закутанная в платки древняя старуха, сгорбленная, с громадной клюкой и фонарём, который она прикрывала концом платка.
Беженцы мы, — зашамкала старуха, — от немца прячемся…
Тогда Коршунов сказал:
— Ну чего же делать, ребята? Река рядом. Пост поставим на камне у перевала, стоять по двое, а двое здесь останутся. Тут мы и чай сварганим и вообще…
Гусары с ним согласились, и в первую очередь поехали Бабка-Малый и Коршунов. Стоять было скучно, ни зги не видно. Внизу плескалась река. Сверху накрапывал дождь. Отстояли они своё время и вернулись к огню.
Тут уже хлопотала старуха. Она уложила ребят спать в телегу, прикрыла их, собрала шесть поросят, загородила их корзинами и привязала сверху палку, чтобы они не разбрелись. Два чайника стояли уже на угольях, какой-то рыжий суп из корешков кипел в котелке.
— Что за ящик? — спросил Коршунов старуху. — Можно сесть на него?
— Что ты? Что ты? — зашипела старуха. — Это граммофон.
— С удобством живёте, бабушка, — сказал Коршунов.
— Дети притащили. Им скучно, — отвечала старуха, — а мне ничего не надо. Воевать кончайте.
— Верно, бабка, — сказал Бабка-Малый, — дай-ка я подкину дровишек да лягу на бок.
Привязав Бетховена к дереву, Коршунов надел ему торбу с овсом. Бетховен дожевал до конца и сбросил торбу; рассёдланный, он улёгся под деревом и стал дремать.
Тогда лёг к огню и Коршунов.
Спал он крепко и долго, как вдруг его сон ослаб и в уши ударило таким громом, что он проснулся. Ему показалось, что конные немцы скачут через костёр один за другим и рубят его по голове. На самом деле всё было проще.