Франтов понял, что, если он выстрелит в Коршунова, ему не уйти живым. Гусары уже влезали в комнату. Тогда он перевёл винтовку к потолку, и грянул выстрел, — дым закружился по комнате.
Все закричали, но остались на местах. Когда дым унесло, гусары стояли стеной против драгун.
Совершенно жёлтый Коршунов сказал хриплым басом:
— Товарищи гусары! Стойте — ни с места! Дайте, я спрошу паршивого драгуна, как это называется.
— Это называется прочищать винтовку, — сказал Франтов, выскакивая в окно на улицу.
За ним вылезли и остальные драгуны. За драгунами робко трусил латыш с баками.
Поле битвы было очищено. Но Франтов вернулся к окну и закричал:
— Ас тобой мы ещё поговорим особо, Коршунов, слышишь?..
— Слышу, поговорим, что ж, — сказал Коршунов, но здесь он наступил на осколки стаканов и спросил: — Бабка- Малый, чего это ты выдумал характер показывать — стаканы бить?
— Это, брат, ты набил, а не я, — сказал Бабка-Малый, — я только-только успел кофей выпить…
— Так ты говоришь, это я разбил, — ну, значит, я задумался немного…
И он пошёл к Бетховену, который дрожал от воинственного гнева и стучал мордой в стекло, точно хотел влезть в трактир.
V
В баронском имении в конюшнях можно было разместить только десять лошадей. Поэтому остальные ставились под навесы, в сараи — по две, по три, так что дневальному невозможно было следить за всеми, да он и не старался следить.
Бабка-Малый и Коршунов поместились в маленьком домике сторожа на окраине имения у опушки леса. Здесь вечером Коршунов после водопоя сыграл на своей неизбежной флейте неизбежную песенку и повёл Бетховена спать в загородку.
Когда он возвращался от коня, он почти столкнулся с невысокого роста человеком, человек испуганно пошатнулся и потом почтительно снял шапку.
Коршунов узнал латыша с баками, по фамилии Пуппе.
— Чего бродишь здесь? — спросил он строго. — Чего тут шаришь?
— Я ищу вас, господин гусар, — сказал латыш, кланяясь. — Только тихо — дело очень интересное.
Коршунов недоверчиво подошёл к нему.
— Покойнички, — сказал Пуппе, — очень хорошие покойнички.
— Что ты плетёшь, собака? — спросил Коршунов. — Тебя Франтов подослал смеяться?
— Никогда, — твёрдо ответил Пуппе, указывая куда-то в сторону от леса. — Там лежат в склепе бароны… Помершие очень давно бароны.
— Ну так что? Пусть лежат…
— Так их надо покопать…
— Как покопать?
— У баронов есть драгоценные камни, золото, серебро… Очень много… Это очень пригодится гусарам…
— Ах ты прохвост! — сказал Коршунов. — Так вот ты чего тут делаешь. Ну, ладно…
Он взял Пуппе за плечи, повернул лицом к лесу и дал такого пинка ниже спины своим гусарским сапогом, что плотный латыш отлетел на пять шагов. Потом он поднялся, оглянулся, потряс в воздухе кулаками и вдруг пустился бежать со всех ног. Коршунов захохотал и пошёл спать.
Утром Бабка-Малый, встававший всегда на рассвете, умылся у бочки и отправился к лошадям. Он вернулся, слегка бледный, и сел на стул посреди комнаты, громко повторяя:
— Вот так орехи! Как же быть, как же быть?..
— Что случилось с тобой? — спросил Коршунов, садясь на постели.
— Да не со мной — с тобой, — сказал медленно Бабка- Малый. — Бетховена украли.
— Как украли?
— Так, увели, и следу нет.
Здесь Коршунов, без штанов, в одной рубахе, подбежал к окну, раскрыл его, вылез на двор и побежал в пристройку. Бабка-Малый собрал его одежду и сапоги и пошёл за ним, качая головой.
Коршунов катался по земле от ярости в пристройке, не замечая утреннего холода.
Я уж думал-думал, — сказал Бабка-Малый, — больше некому. Это Франтов…
— Но ведь Бетховен его не подпустил бы… Тут был вор почище. Такой конь! Такой конь!..
Бабка-Малый ударил по колену.
— Вот что. Не будем терять времени. Одевайся, пока никто не знает, бери двух гусар и лети к драгунам. Их эскадрон всего четыре версты отсюда, в Пиксаари, а у меня есть другой след…
— Какой?
— Смотри, чего я нашёл у двери…
Бабка-Малый потряс большим лиловым платком. На углу стояла метка Э. П.
— Ну так что?
— Так это след. Я сейчас еду в город.
— В город? Зачем в город?
— В фотографию, — серьёзно сказал Бабка-Малый. — Видал там барышню, что снимала Бетховена?
— Ну?
Так я за неё буду свататься… Я раздумывал ещё, но раз Бетховена выручать надо, так можно и жениться по этому случаю.
Он оседлал своего коня и с высоты седла произнёс маленькую речь: