— Хочешь ты иметь обратно своего коня, так слушай. Ты едешь к драгунам, я в город. Я, брат, в Сибири ловил и не таких конокрадов. Найдём и этого. Это же Франтов. Встретимся мы в городе в трактире в час дня. Запомни…
Так они расстались. Так бурно начался этот день.
Было без десяти час, и Бабка-Малый выпил уже целый кофейник кофею, когда взмыленная лошадь захрапела у дверей трактира. Через минуту усталый и вспотевший Коршунов тяжело грохнулся на стул. Он был похож на утопленника, в грязи и в пыли.
— Я не переживу, — сказал он, — я подожгу драгунам конюшни и оболью Франтова керосином, если найду его…
— Ты его не найдёшь, — сказал Бабка-Малый. — Разве ты нашёл его в полку?
Он закричал девушке за стойку:
— Ещё кофейник!..
Коршунов взглянул на него в упор и сказал:
— Франтов прошлой ночью бежал из полка…
— Бежал? Ишь ты какой он быстрый…
— Дезертировал…
— Да врёшь ты — его спрятали…
— Да нипочём не спрятали… Я был в штабе и всюду. Он дезертировал, и уж отдано в приказе. С поста ушёл. Я видел приказ. Он убьёт Бетховена, но я убью его…
— Подожди, — сказал Бабка-Малый, — если через два часа ты не будешь сидеть верхом на Бетховене, зови меня последними словами и закопай меня живого в навоз…
— Я не понимаю, — сказал Коршунов и залпом выпил стакан кофе.
— Я тебе покажу конец ниточки, — сказал Бабка-Малый и достал из кармана фотографическую карточку.
— Спрячь, — замахал руками Коршунов, — убери, я не могу видеть Бетховена, я не могу…
— Да это не он! — закричал Бабка-Малый. — Вот так орехи, это же вовсе не он, а она…
И он протянул карточку, на которой красовалась пышноволосая девушка из фотографии.
— Её зовут Эмма Пуппе, а Эдуард Пуппе — её папаша. А её папаша — первый лошадник здесь. Так. Он сидел вчера с драгунами, и ты первый его встретил вчера в имении. Думаешь, он подкапывался под баронов? Он подкоп к Бетховену вёл. Так.
— Ага, — сказал Коршунов. — А при чём тут барышня?..
— Так она моя невеста… Я же здесь в городе при штабе три недели крутил втихомолку. Твой Бетховен стоит у её от ца на ферме… Кто с тобой ездил к драгунам?..
— Селезнёв и Петренко…
— А где они?
— Они здесь будут скоро…
— Ну, так сиди, пей, ешь, отдыхай и не волнуйся. Отсюда до Пуппе полчаса езды…
VI
Мыза, в которой жил Пуппе, стояла на пригорке у маленькой речки среди соснового леса.
Сам Пуппе ходил по двору крупными шагами, посасывая трубочку, и тихо усмехался.
Неожиданно загремели бешено скакавшие кони, и нс успел он сообразить что-либо, как четыре всадника окружи ли его.
— Где Бетховен? — закричал грозно Коршунов, хватая его за плечо. — Где мой конь, гробокопатель?
— Конь? Какой конь? Я не трогал вашего музыкального коня. Нет. Нет.
Обыщем, — сказал Бабка-Малый. — Постереги его ребята…
Они соскочили с коней, один гусар остался сторожить их, а Коршунов, держа за шиворот Пуппе, повёл по двору.
— Показывай всё…
Покажу, покажу, — говорил латыш. — Зачем мне чтс прятать?..
— Я из тебя душу выбью, если не найду, — сказал Коршунов. — Я всё знаю…
Латыш сплюнул и ответил:
— Дайте, я вам покажу… Идём. Разве я не хозяин? Я понимаю, если сбежала лошадь. Такой конь… Вот моя кухня. Что ты показываешь кухню! На что нам твоя кухня? Веди в конюшню, в сарай…
Два батрака-эстонца молотили в сарае. Они, увидя гусар, оставили работу и вышли на двор. Обыск шёл ожесточённо. Бабка-Малый даже слазил на сеновал. Перетряхнули всю мызу — коня не было.
Наконец они остановились у колодца.
— Я убью тебя, — сказал Коршунов Пуппе, — и отвечать не буду… Знаешь ты?
— Зачем убить меня? — отвечал Пуппе. — Как это можно говорить такой страх: убить меня? За что? Мирного жителя…
— Да пойми, — зарычал Коршунов, — пойми, это же не конь — это была опера, это был композитор… Держите меня, или я снесу ему голову…
Он вынул шашку и в бессильной злобе стал рубить молодую яблоню.
— Зачем губить дерево? — заметил Пуппе.
Коршунов повернулся к не^у, но тут Бабка-Малый тронул его за плечо и указал на закрытую отдельную кладовушку у сарая.
— Что там такое? — спросили они.
— Там, о, там мусор, хлам, — сказал латыш, — старьё.
— Посмотрим, — сказал Коршунов, и вдруг на него сошло вдохновение.
Он улыбнулся всем лицом и сказал Пуппе совсем мирно:
— Ты — дурак. Я тебе немного поиграю.
И он достал флейту. Тонкие звуки «Осенней луны в огороде» побежали в воздухе. Едва он проиграл первую часть, как какой-то отдалённый, точно подземный гул послышался из кладовки.