В результате «принудительного набора» на смену, или в дополнение, бесстрашной и несгибаемой когорте идейных бойцов стали приходить люди, многие из которых, несмотря на свое «трудящееся происхождение», не очень хотели воевать. Далеко не все из них одобряли политику советской власти, которая с каждым днем становилась все жестче. Нет смысла объяснять, что этот «человеческий материал» представлял особый интерес для представителей противостоявших большевикам сил, а значит, в чем не было никакого сомнения, новой армии была необходима своя военная контрразведка — причем стоящая на «классовых позициях» и не чурающаяся никаких политических дел.
После всех «реорганизаций», сокращений и «чисток» от старой системы к тому времени сохранялась лишь служба Военного контроля Генштаба, которая, после того как 8 мая 1918 года был создан Всероссийский Главный штаб (Всеро-главштаб, ВГШ), ведавший формированием, устройством и обучением Красной армии, вошла на правах отделения в Военно-статистический отдел его Оперативного управления под аморфным названием «Регистрационная служба». Служба эта состояла из двадцати контрразведчиков, в ней были общее (организационное) и особое отделения и регистрационное бюро. В Военно-статистический отдел входили также отделения разведки и «военно-агентское» отделение — для руководства деятельностью военных агентов (военных атташе) за границей.
К началу лета контрразведчики Всероглавштаба разработали проекты «Общего положения о контрразведывательной службе» и штатов «отделений Регистрационной службы», но утверждены эти документы не были. Хотя «германский шпионаж» навяз у всех в зубах еще до начала Первой мировой войны, однако даже в штабах, созданных при отрядах завесы, не предусматривались какие-либо учреждения для борьбы с агентурой «традиционного» противника. Познакомившись с обстановкой на местах, военные руководители участков завесы (являвшиеся так называемыми военспецами, то есть военными специалистами, профессионалами) сразу же осознали крайнюю необходимость организации контрразведывательной службы, о чем и докладывали руководству.
Разумеется, военный руководитель Высшего военного совета и сам все это понимал. Когда 18 апреля в Москву прибыло германское посольство, в составе которого был и военный агент, Бонч-Бруевич обратился к наркому Троцкому с предупреждением, что это обязательно приведет к началу «строго обдуманного, систематического шпионажа», и предложил учредить «центральный отдел по контрразведке» и контрразведывательные отделения в составе штаба каждого отряда, участка и района завесы. Но не то Лев Давидович был противником всякой контрразведки, изначально подозревая в ней «контролирующие органы», не то, как человек сугубо гражданский, да еще и мыслящий в масштабах «мировой революции», не понимал необходимость ограждения войск от разведывательных интересов противника, однако обращение военрука ВВС он проигнорировал…
А ведь ситуация сложилась удивительная: несмотря на то, что еще 3 марта был подписан мирный договор и что в апреле в Москве начало работать германское посольство, боевые действия с немцами на южном направлении продолжались! «К лету 1918 года кайзеровские войска захватили территорию свыше 1 миллиона квадратных километров в европейской части России с населением свыше 50 миллионов человек, где добывалось 90 процентов каменного угля и 73 процента железной руды и находилось 54 процента предприятий и 33 процента железнодорожной сети страны»[71]. В этих условиях германское посольство просто не могло не быть «гнездом шпионажа» — иначе зачем оно вообще было нужно?
Понимая это, Михаил Дмитриевич не стал дожидаться ответа от наркома и 10 мая обратился с аналогичной докладной запиской к предсовнаркома. Ленин, в отличие от Троцкого исходивший прежде всего из государственных, а не личных или ведомственных интересов, в тот же день дал положительный ответ, который был положен в основу телефонограммы Высшего военного совета № 1492/р. В соответствии с ней военным руководителям участков и отрядов завесы предписывалось срочно организовать «отделения по борьбе со шпионством».