Поэтому Жиро неизбежно должен был оказаться в одиночестве и на заднем плане, и в конце концов, ограниченный рамками, которых он не хотел признать, и, с другой стороны, лишенный поддержки извне, которая и была причиной его головокружения, он решился уйти. Что касается меня, то я не без сожаления вынужден был заниматься этим тягостным делом, слишком больно затрагивающим этого великого солдата, к которому я всегда испытывал уважение и признательность. На том пути, который вел к единению родины, я не раз сталкивался с личными проблемами, когда чувства не справляются с требованиями долга, а долг не считается с их ранимостью. Но могу сказать, что никогда еще мне так дорого не обошлась необходимость применять железный закон национальных интересов.
Впрочем, мне удалось достичь этого лишь постепенно. 5 июня комитет "семи" собрался вновь. На этот раз речь шла о том, чтобы доизбрать остальных членов и распределить функции. Жорж был назначен "государственным комиссаром", а Катру сохранил это же звание, данное ему раньше. За Массигли и Филипом оставили - за одним комиссариат по иностранным делам, а за другим -внутренние дела, которыми они ведали и прежде. На Моннэ возложили ответственность за вооружение и снабжение. По предложению генерала Жиро в комитет вошли: Кув де Мюрвиль - комиссариат финансов, Рене Мейер комиссариат транспорта и общественных работ, Абади - комиссариат юстиции, просвещения и здравоохранения. Я ввел туда Плевена в качестве комиссара колоний, Дьетельма - комиссара народного хозяйства, Тиксье -труда, Боннэ информации. Кроме того, мы назначили послами: в Марокко - Пюо и на Ближний Восток - Эллё и утвердили генерала Маста на его посту в Тунисе.
Эти назначения успокоили меня. В Алжире, Рабате, Тунисе, как то уже было в Бейруте, Браззавиле, Дуале, Тананариве, Нумея, власть будет осуществляться людьми, которые поддерживали наше участие в войне и на которых я мог рассчитывать. В Дакаре через две недели Буассона сменит Курнари, переведенный туда из Камеруна. В Фор-де-Франс все свидетельствовало о том, что вскоре и там установится порядок. Что касается самого правительства, то оно состояло из здравомыслящих и достойных людей, большинство которых были давно преданы мне, а другие, за малыми исключениями, желали доказать то же. Твердо зная, что большинство готово меня поддержать, я решил начать второй тур игры. Но прежде, чем бросить кости, я их хорошенько встряхнул.
8 июня Комитет, насчитывавший всего семь членов, - в ожидании остальных, еще находившихся в Лондоне, - поставил на обсуждение узловой вопрос - о командовании. Перед нами было три проекта. Первый проект, выдвинутый Жоржем, предусматривал объединение всех французских сил под властью Жиро, действующего одновременно и в качестве министра и в качестве главнокомандующего и сохраняющего сверх того свои функции председателя, но в военной области независимого от французского правительства. Второй проект, выдвинутый Катру, имел в виду поручить непосредственно де Голлю департамент национальной обороны, а Жиро - командование войсками. Третий мой проект - поручал главнокомандующему миссию инструктировать все французские силы и сотрудничать с союзными военачальниками в определении плана общих операций. Как только станет возможным, он возьмет на себя командование на поле боя, а тем самым перестанет быть членом правительства. По моему плану организация и распределение сил должны были определиться военным комитетом, включающим в свой состав де Голля и Жиро, соответствующих министров и начальников штабов, с той оговоркой, что в случае надобности за правительством остается последнее слово.
Большинство совета отвергло первый проект. Жиро при поддержке Жоржа не принял два других. Так как большинство членов еще не решалось заставить "главнокомандующего" согласиться или удалиться, пришлось признать, что довести дело до конца невозможно.
Но тогда к чему же был нужен весь этот Комитет? Вот этот-то вопрос в письменном виде я поставил перед его членами. Констатируя, что "на протяжении восьми дней мы не приступили даже к разрешению вопроса о полномочиях правительства и военного командования, логическое решение которого, отвечающее интересам нации, напрашивается само собой", и что "самый незначительный вопрос, который может быть решен и исчерпан в несколько мгновений, вызывает у нас нескончаемые и неприятные дискуссии", я заявлял, что не могу долее участвовать при данных условиях в работе Комитета. Вслед за тем я, удрученный всем происходящим, уединился на вилле "Глицинии" и давал понять приходившим ко мне министрам, чиновникам, генералам, что собираюсь уехать в Браззавиль.
Впечатление, произведенное этим решительным разрывом, ускорило ход событий. Генерал Жиро вдруг собрал Комитет на заседание, на котором я не присутствовал, но члены Комитета заявили ему, что не могут в таких условиях вынести никакого дельного решения. С другой стороны, недостатки двоевластия вызывали за границей поток сарказмов и породили в среде всех французов тревогу и раздражение. Это коснулось и армии. Прибывший в Алжир генерал Жюэн сообщил мне об этом и заклинал Жиро отступиться от своих притязаний. Генерал Буска, начальник Генерального штаба воздушных сил, действовал в том же направлении. В генерал-губернаторстве, в университете, в редакциях газет нарастали тревожные слухи.
После шести дней общего смятения я решил, что вопрос назрел. Кстати, комиссары, которых до последнего времени не выпускал Лондон, как раз прибыли в Алжир. Таким образом, правительство могло заседать в полном составе, и я рассчитывал найти в большинстве более стойкую опору, чем ту, которую оказывали мне "семеро". Итак, взял на себя инициативу созыва комитета "четырнадцати", дабы он в свою очередь попытался разрешить вопрос, который мешал деятельности правительства. Собрание состоялось. Но в присутствии своих коллег Жиро категорически запротестовал против самой постановки этого вопроса, так как не желал признавать за Комитетом компетенции, хотя она была установлена тем декретом, под которым подписался сам главнокомандующий. Таким образом, даже в последнем акте этого невеселого водевиля, который давал возможность клике Виши и вмешивающимся в наши дела иностранцам в течение семи месяцев унижать Францию, Жиро упорствовал в своем желании играть роль председателя Совета министров, который не признает правительства.
Правда, союзники не очень сетовали на это обстоятельство. Видя, к чему клонится дело, они предприняли новую попытку помешать Франции иметь правительство. Но само их вмешательство как раз и поколебало позицию Жиро.
16 июня Мэрфи и Макмиллан вручили Массигли для передачи Французскому комитету национального освобождения послание от генерала Эйзенхауэра, который просил генералов де Голля и Жиро посетить его, чтобы побеседовать "относительно проблем командования и организации французских вооруженных сил". Беседа состоялась 19 июня. Собеседников было трое и присутствовал еще один безмолвный свидетель - генерал Беделл Смит. Мэрфи и Макмиллан, так же как и большинство американских и английских чиновников и военных, держались рядом, внимательные и шумливые.
Я намеренно пришел последним, а слово попросил первым. "Я нахожусь здесь, - сказал я Эйзенхауэру, - в качестве председателя французского правительства. Принято, что в ходе операций главы государств и правительств лично посещают Генеральный штаб того офицера, которому они поручили командование армиями. Если вам угодно обратиться ко мне с просьбой, касающейся вашей области деятельности, то знайте, я заранее готов пойти вам навстречу, само собой разумеется, при условии, что это совместимо с интересами, которые я призван защищать".