Эта операция требовала напряженной подготовки: переброски частей с территории Чад, марша сближения протяжением в тысячу километров, вплоть до соприкосновения с укрепленными пунктами неприятеля, доставки непосредственно к месту действия материальной части — горючего, боеприпасов, продовольствия, материальных резервов — словом, всего, на чем основывался успех всякой атаки. Так как в конце ноября наступление Монтгомери развивалось в благоприятных условиях, а в Тунисе устанавливалась линия фронта союзников, я дал Леклерку 28 ноября приказ: «Начиная со 2 декабря вы можете действовать по собственной инициативе с учетом указаний генерала Александера». Но как ни рвались Леклерк и его войска перейти в рукопашную, их выступление состоялось лишь 12 декабря в связи с тем, что продвижение 8-й армии задержалось в районе Эль-Агейлы.
Тем временем нам надо было парировать намерение англичан распространить свою власть на Феццан, как только он будет нами отбит. Генерал Александер 28 ноября уведомил Леклерка, что он присылает английских офицеров, на которых возлагались административные функции на занятых территориях. «Эти офицеры, — сообщал английский главнокомандующий, — будут приданы вам для сопровождения ваших войск. Они будут осуществлять гражданское управление на занимаемых вами территориях до того момента, когда будет произведено объединение всей Триполитании под управлением английских военных властей». Одновременно Александер уведомлял Леклерка, что «экономическая политика Лондона запрещает в Феццага обращение франка».
1 декабря Чарльз Пик, которому вопреки его заслугам, а быть может, именно благодаря им, навязывали подчас самые неблагоприятные поручения, вручил мне, не питая при этом излишних иллюзий, ноту Идена, касающуюся того же предмета. Я ответил Пику отказом принять ноту, постаравшись сделать это как можно любезнее, и телеграфировал генералу Леклерку: «В битве за Африку Феццан должен стать долей Франции. Феццан — это географическая связь между южным Тунисом и территорией Чад. Вы должны безоговорочно отклонять всякое английское вмешательство в этом районе, в какой бы форме оно ни предпринималось — политической, административной, финансовой и т. д.»
22 декабря операция сближения была завершена. Началось наступление. После двух недель ожесточенных боев группировки Ингольда и Деланжа, действуя соответственно в направлении Умм-эль-Аранэб и Гатрума и при поддержке с воздуха эскадрильи «Бретань», овладели позициями неприятеля, предварительно разделавшись с его летучими колоннами. Под их командованием Дио, Массю, Жофруа, Саразак, д’Абзак и другие провели ряд удачных боев и захватили много трофеев. 12 января взятие Себхи открыло дорогу на Триполи. 13 января пост Мурзук был отбит нашими войсками. Мы взяли тысячу пленных, в их числе сорок офицеров, забрали двадцать пушек, много танков, сотни минометов, пулеметов, автоматов. В то время как войска Леклерка готовились к продвижению на Север, функции военного коменданта Феццана взял на себя полковник Деланж.
Таким образом, наконец-то был сорван благодаря отваге и настойчивости этот лакомый плод пустыни. 13 января 1943 я объявил стране об успехе нашего оружия. «Быть может, — говорил я по радио, — усилия славных солдат Франции хоть немного ее утешат в ее бедах… Да! Длительные и тяжелые испытания, которых потребовала тщательная подготовка под небом экватора, смертельная усталость колонн, устремлявшихся вперед среди камней и песка пустынь, изнурительные полеты воздушных эскадрилий, кровавые столкновения с постами, бои с войсками и авиацией противника — всю тяжесть этого марша вынесли на себе сильные и чистые сердцем люди; и все они, начиная с их молодого и славного генерала до последнего безвестного солдата, принесли свой скромный дар ради скорби и гордости Франции!»
Но если в смысле военном перспективы начали проясняться, то в области политической они еще никогда не были столь мрачны. В Карлтон-гарденсе мы были достаточно осведомлены. Ибо многие военные чиновники, журналисты, курсировавшие между Африкой и Англией, считали своим долгом передавать нам письма и информацию. Кроме того, некоторым «голлистам» из Алжира и Марокко удалось добраться до нас, воспользовавшись всеобщим смятением.
Итак, нам стало известно, что пребывание Дарлана на высшем руководящем посту вызывает на месте ожесточенную критику. Вишисты заколебались, узнав о формальном неодобрении со стороны маршала. «Голлисты» возмущались по праву этой так называемой «временной мерой». Видные деятели, которые договаривались с Мэрфи о возвышении Жиро, так и не состоявшемся, поняли, что надежды их грубо обмануты. Многие среди них — и военные и чиновники подверглись суровым репрессиям. Так, генерал Бертуар, полковник Маньян, контролер Громан были по приказу Ногеса арестованы в Марокко и чуть было не расстреляны. Лишь с большим трудом Эйзенхауэру удалось переправить их в Гибралтар. Из Алжира генерал Маст и полковник Бариль вынуждены были уехать на Ближний Восток. Во флоте, в авиации, в армии возмущались, наблюдая, как Дарлан извлекал выгоду из своего поворота на все 180 градусов, и пересчитывали потопленные корабли, разбитые самолеты, трупы солдат, в гибели которых он был повинен. Наконец, тот факт, что флот в Тулоне предпочел пойти ко дну, лишь бы не повиноваться Дарлану, подсказал многим мысль, что его руководство делами представляет отныне одни лишь неудобства.
Такое положение вещей побудило меня как можно скорее войти в контакт с Алжиром. Миссия, которую я хотел направить в Африку с разрешения Рузвельта и Черчилля, само собой разумеется, не получила еще возможности отправиться туда. Вашингтон и Лондон изыскивали тысячи предлогов, лишь бы задержать ее. В начале декабря я обратился к генералу Эйзенхауэру с просьбой, чтобы он сам принял в Алжире генерала д’Астье де ла Вижери, которому я поручил завязать там полезные для дела связи с французскими руководителями. В этом случае, как и позже во многих других, я встретил со стороны американского главнокомандующего то понимание, в котором мне отказывали политические инстанции его страны. Он согласился на мою просьбу. Правда и то, что Эйзенхауэр, пораженный сопротивлением, на которое он натолкнулся при высадке, дезориентированный интригами, на которые не скупились многие французы, встревоженный смятением умов, сильно опасался, как бы это всеобщее волнение не привело к беспорядку и не нарушило безопасности коммуникаций в разгар битвы за Тунис. Таким образом, мое намерение найти в Северной Африке почву для соглашения с теми, кто был этого достоин, показалось ему вполне отвечающим общим интересам союзников.
Генерал д’Астье прибыл в Алжир 20 декабря. То, что он там увидел, произвело на него впечатление самого настоящего кризиса, с трудом сдерживаемого в границах тем полицейским аппаратом, которым окружили себя власти; однако подспудно все находилось в кипении.
Д’Астье нашел генерала Жиро крайне раздосадованным тем, что он не смог в момент высадки убедить армию идти за ним. В то же время он был горько разочарован тем, что американцы ответили отказом на его просьбу доверить ему командование союзными войсками, и чувствовал себя униженным, потому что сохранял свои функции только по воле Дарлана. Это-то недовольство и склонило его слух к нашим предложениям. Так, когда мой посланец призвал его завязать отношения со Сражающейся Францией, в частности по вопросам координации военных операций и набора войск, Жиро высказался за установление контакта.