— Да… Для выполнения задания был подготовлен капитан Волков. Он должен убедиться в надежности Марчевского и дать ему несколько способов связи — бесконтактный, контактный и выход на радиста. Волкова страхуют товарищи из оперативной разведгруппы. С погранвойсками НКВД договоренность есть.
— Волков… — побарабанил пальцами по столу Ермаков. — Помню его. На разведфакультете академии имени Фрунзе учился?
— Совершенно верно… — согласно наклонил голову Козлов. — Имеет надежные документы, по легенде — русский эмигрант, проживавший в Польше. Свободно владеет немецким, польским, английским. Псевдоним — Хопров.
— Крепко ему надо держаться, Волкову. В его руках жизни многих людей из цепочки. Как его зовут?
— Антон Иванович. Очень способный работник. Указания о нашем санкционировании связи Марчевского с немцами ему даны. Не сомневайтесь, Алексей Емельянович, — совсем не по уставному вдруг обратился Козлов к генералу. — Сдюжит Волков! Он парень опытный, с головой. Прирожденный разведчик. И характер — кремень!
Алексей Емельянович настороженно стрельнул глазами в Козлова — что это он вдруг так расхваливает Волкова? Не похоже на всегда сдержанного, словно застегнутого на все пуговицы, майора.
— Дружили? — прямо спросил генерал.
— Так точно, — выпрямился на стуле Николай Демьянович, не отводя глаз под взглядом начальства. — Работали вместе.
— Тяжело будет твоему другу, — помягчел Ермаков. — Генрих Ругге там абверкомандой руководит. Такой волчина… Замок под городом для себя облюбовал, устроил в нем резиденцию. Серьезно обосновывается, надолго. Псевдоним для Марчевского?
— Гром. Сам себе выбрал, через Лодзинского передал.
— М-да… — генерал пригладил короткопалой рукой седеющие волосы, неожиданно спросил: — Сам-то ты, Николай Демьянович, Марчевскому веришь или нет? Не думаешь, что немцы нас на крючок взять хотят, а? Там ведь и англичане выходы на Грома станут искать. Им тоже картотеку заполучить охота!
— Кто знает… — уклончиво пожал плечами Козлов. — Волкову на месте виднее будет. Все меры предосторожности, какие только возможно, мы приняли. И чего уж теперь, когда Волков пошел на связь.
— Думать-то нам все равно надо. И за себя, и за них за всех: за немцев, за англичан, за Марчевского… Прикрыть кем Волкова есть?
— Подготовлено.
— Ну, вот и поговорили, — поднялся из-за стола Ермаков, подводя итог долгой беседе. — Знаешь, Николай Демьяныч, иногда кажется — лучше бы сам пошел, чем другого посылать! На душе легче было бы, понимаешь?
— Все же сомневаетесь, товарищ генерал? — уже от двери спросил майор.
— Сомневаюсь… — глухо ответил Алексей Емельянович.
…Снег уже везде сошел, обнажив прошлогоднюю, порыжелую траву, сквозь которую, как через нечесаные космы, пробивались нежно-зеленые стрелочки, еще не набравшие силы от солнца и дышащей паром земли. В оврагах стояла талая вода, бурая от глины и осевших на дно палых листьев — былого роскошного убора лесов. Однако откосы полностью просохли, и мелкие комочки почвы осыпались из-под подошвы сапог при каждом шаге, с бульканьем падая в воду на дно оврага.
Под широкими лапами вечнозеленых елей местами сохранились остатки серого, ноздреватого льда, и к вечеру от леса тянуло сырым холодом, словно зима грозила вновь вернуться, подернуть лужи ломкими лучами наледи, пустить в воздух белых мух, заставляя мечтать о сухом тепле жилья.
Человек, одетый в большой серый ватник, темные брюки и яловые, смазанные жиром, чтобы не промокали в сыром лесу, сапоги, удобно устроился на взгорке, просушенном ветрами, забравшись в гущу расправивших ветви кустов боярышника. Он сидел на стволе поваленного дерева и рассматривал в сильный бинокль сопредельную сторону границы. Оптика приблизила башни старого костела из красного кирпича, скирду прелой соломы на краю непаханого поля, чахлую рощицу, через которую проходила грунтовая дорога. Правее темнел заболоченный, густой лес. Деревни, в которой стоял костел, не было видно — она спряталась за рощей и высоким косогором.
Чуть опустив бинокль, человек в сером ватнике отыскал полосатый, красно-зеленый пограничный столб с успевшей потемнеть пластинкой, на которой был выбит герб. Контрольно-следовая полоса утонула в грязи — низина, болото. На той стороне границы было тихо. Ветер не приносил с собой ни запаха дыма от топящихся печей, ни собачьего лая. Чужих пограничников тоже не было видно.