— Вы правы, как всегда… — пригубив коньяк, пан Викентий поставил рюмку. — Выгоднее быть на стороне победителя.
— Где же вы пропадали? — близоруко прищурился абверовец. — Теперь нет больше смысла секретничать.
Поел едино слова прозвучали со скрытой угрозой — не забывайте, либер альтергеноссе, кто здесь стал хозяином, в чьих руках все: ваша жизнь, ваша земля, ваше будущее.
— В деревне, — обезоруживающе улыбнулся Марчевский. — Не смотрите на меня подозрительно, я говорю правду. После поражения нашей армии скрывался в деревне. Спросите, в какой? В разных, постепенно перемещаясь сюда, к этому городу, где вы меня и отыскали. Но если бы я знал, герр Ругге, что вы здесь, наша встреча состоялась бы раньше.
— Хочется верить… Я знаю, что ваша жена погибла, знаю. Тяжелая утрата, но остались дети! Надеюсь, ваша откровенность не заставит меня прибегать к жестким мерам по отношению к ним? Согласитесь, отыскать их не составит большого труда. Поэтому скажите, почему вы стремились именно сюда, ближе к новой границе с русскими?
— Здесь Зося. — Марчевский решил не петлять, как заяц. Все равно они уже знают, кто хозяйка квартиры, где его задержали. Разве не естественно, что мужчина стремится обрести хотя бы какой-то островок любви, тепла, участия, дружеской поддержки, наконец, в это смутное время недоверия?
— Да, зачастую даже у профессионалов берет верх чувство, а не разум, — подумав, согласился Ругге.
Ему вдруг стало невообразимо скучно. Зачем он затеял никчемный, глупый разговор, похожий на диалог из провинциального спектакля? Разве он плохо знает Марчевского? Нет, тот ему известен очень хорошо. Долгое время глаза и уши Ругге окружали полковника, доносили о каждом его шаге, симпатиях и антипатиях, ловили даже вскользь брошенные замечания, которые могут сказать опытному человеку больше официальных выступлений. Да, Марчевский ему нужен, нужен как ключ к картотеке, нужен как опытный человек, способный, сотрудничая с абвером, оказать большую помощь в налаживании работы на Востоке. У полковника опыт, знание местной среды, обычаев, нравов, связи внутри оккупированной страны и за ее пределами. Стоит ли сейчас пытаться вывернуть его наизнанку, долбить вопросами, на которые будешь получать заранее приготовленные ответы? Ведь он наверняка готовился к такому исходу — задержанию спецслужбами рейха и, вне всякого сомнения, потратил не один час, репетируя собственное будущее поведение. Вон как ловко разыграл дрожь в пальцах! Проверять его будут. Проверять, проверять и проверять! Даже когда не останется и тени подозрений — все равно будут проверять во избежание попыток переметнуться, заняться двурушничеством, приобрести себе индульгенции у врагов рейха, например у англичан. Адмирал Канарис прав — агента разведки надо связать по рукам и ногам, поставить в условия, лишающие возможности торговать военными секретами. Каждый должен выполнять строго определенные функции и знать только положенное. Железная дисциплина и общение с ограниченным кругом людей! Разведка должна опираться не на «таланты» отдельных шпионов, а на хорошо продуманную систему! И в этой системе полковнику Марчевскому уже отведено место. Выбора у него не будет — либо сотрудничество, либо развяжут язык другим способом, а потом уберут за ненадобностью. Марчевский не может не понимать этого. Так стоит ли ломать комедию? Не проще ли взять быка за рога?
— Знаете, почему вас искали? — доливая себе в чашку кофе, спросил немец.
— Да.
— И каково ваше решение?
— Только никаких подписок, господин подполковник. Это унизительная процедура, словно вербуют мелкого осведомителя. А я надеюсь на сотрудничество. С вами, с вермахтом, с Германией.