Отряд Тер-Гукасова откликнулся на призыв товарищей. Еще на Чингильском перевале генерал приказал дать сигнал гарнизону о близком освобождении их. Шрапнельный выстрел гулко пронесся по долине среди всеобщей напряженной тишины. И пока горное эхо его подхватывало вдали, в воздухе взвился дымок от разрыва. Но лишь спустя четверть часа показался орудийный дымок на стене цитадели. День ушел на подготовку к сражению, и с рассветом 28 июня долина перед крепостью начала наполняться войсками, внешне неспешно становившимися на, казалось, заранее размеченные места.
Перед глазами приближающегося русского отряда вырисовывалась незабываемая картина. Цитадель, в которой засел русский гарнизон, возвышалась мрачной громадой над целым городом. Она стояла на выступе одного из отрогов Алладагских гор и напоминала величественный средневековый замок. Остальной город — и новая его часть, и старая — был в развалинах: война не далась ему даром. Вокруг города стояли лагерем курды, башибузуки и горцы, которые неустанно сторожили крепость.
Гарнизон Баязета был обложен двумя регулярными батальонами пехоты с множеством иррегулярной конницы и пеших частей. Командовал ими Муниб-паша. В двух часах пути от Баязета располагался отряд Феик-паши. Это четыре с половиной батальона пехоты, два эскадрона кавалерии и артиллерия. Где-то в четырех-пяти часах дороги от Баязета находился отряд Измаил-паши численностью до 20 тысяч человек. Всему этому воинству Тер-Гукасов мог противопоставить не более 8 тысяч пехоты и кавалерии.
При подходе русских к городу их артиллерия открыла огонь. Ей ответила сначала турецкая горная артиллерия, а потом и дальнобойная. Завязалась артиллерийская дуэль, понемногу выигрываемая артиллеристами Тер-Гукасова.
С открытием артогня была рассыпана и пехотная цепь. Два батальона Крымского пехотного полка, перебегая от укрытия к укрытию, устремились в левую часть города, в так называемый Новый город. Два других батальона Ставропольского полка пошли влево — к Старому городу.
Как только цепь стрелков приблизилась к Баязету на ружейный выстрел, на них посыпался град пуль — из полуразрушенных домов и прочих построек, с крыш. Все вокруг было усеяно турецкой пехотой, ведшей яростный огонь. Защитники цитадели помогали наступавшим батальонам, обстреливая турок с тыла.
Бой был в разгаре. Крымцы и ставропольцы уже совсем подошли к городу, но далее продвинуться из-за сильного ружейного огня не могли. Атаки их — одна за одной — оказывались безрезультатными. Наступал критический момент, ибо турки, засевшие в городе, увидели реальные силы наступающих. Одновременно с этим к правому флангу Тер-Гукасова обратился начальник штаба его отряда Филиппов:
— Ваше превосходительство, соблаговолите обратить внимание на сию высотку, — и полковник указал рукой на высоту, которая, господствуя над всеми позициями турок, по какому-то случайному недоразумению не была ими занята.
Генерал сразу оценил все преимущества этого и приказал тотчас отправить туда роту 3-го Кавказского стрелкового батальона. Эту роту, шедшую в обход турецких позиций с выходом в тыл и на правый фланг осман, и возглавил ее командир поручик Крючков.
Кавказцы едва успели получить приказ, как горы, казалось, почернели: медленно, но неуклонно — не спускались, а как бы сползали со склонов сплошные массы войск — на помощь Мунибу шли два других паши: Феик и Измаил.
Начальник пехотного отряда генерал-майор Броневский вызвал из резерва два с половиной батальона крымцев и ставропольцев и приказал им, заняв позицию на правом фланге отряда, сдерживать Феик-пашу. Против наступающего же Измаил-паши начала скоро выдвигаться колонна начальника кавалерии отряда генерал-майора Амилахвари, состоявшая из всей кавалерии — порядка трех тысяч сабель, конной батареи и двух рот стрелков.
Крымцы и ставропольцы уже отогнали турок с большими потерями и тоже примкнули к колонне генерала Амилахвари.
И все это время, под неумолкающий артиллерийский и ружейный салют, который, казалось, раздавался в их честь, рота Крючкова, находящаяся на острие штурмовой группы, медленно продвигалась вверх. С невероятными трудностями, вися над страшной пропастью, практически с голыми руками, забросив ружья за спину, солдаты упрямо карабкались по почти отвесному склону. Крючков просил их перед началом подъема не подавать голоса ни при каких обстоятельствах, и теперь можно было видеть, как какая-нибудь фигура, не найдя опоры, молча срывалась и летела вниз, в пропасть. Ни один из тех, кто погиб при подъеме, не крикнул, умирая, и тем самым не подставил товарищей под турецкие пули.