— Значит, вы воздержались бы? — переспросил Красин, продолжая наблюдать за вороной.
— Воздержался бы, Виктор Андреевич, — сказал Родин. — Не могу я поверить в эту версию, не могу поверить, что Швецов мог так поступить. Не мо-гу! Понимаете?
— Понимаю.
— Давайте повременим, Не уйдет он от нас. Куда ему деваться? Дальше Советского Союза не убежит.
Климов хмуро молчал, а Родин, чувствуя, что Красин колеблется, еще жарче продолжал:
— Увидите: через недельку-другую что-нибудь да выясним. Терпение — наш козырь. Уж столько ждали…
Красин посмотрел на Скокова, но Семен Тимофеевич ушел от вопросительного взгляда — сделал вид, что до смерти занят собственными ногтями, а Красин понял, что полковник тоже на распутье и что право сделать очередной ход предоставлено ему. И задумался, снова обратив взор на крышу соседнего дома. Ворона с удовольствием поедала размокший в воде хлеб.
— Так как решим? — не выдержал Родин.
— За вас уже все ворона решила, — рассмеялся Красин и объяснил, что сделала с хлебом мудрая птица перед тем, как его склевать.
— Действительно мудрая, — улыбнулся Скоков, подойдя к окну. — Значит, подождем?
— Подождем. Против Швецова улик и впрямь нет. А без вещественных доказательств ни один мало-мальски соображающий прокурор санкцию на его арест не даст.
Родин ликовал. «Ну что ж, посмотрим, что ты за гусь, Владимир Петрович, — думал он, выйдя вместе с Климовым из кабинета, — посмотрим, крепки ли твои крылышки?» Из анкетных данных Родину удалось выяснить немногое, Швецов — из обеспеченной семьи. Отец — мастер-жокей международной категории, мать — учительница, преподает русский язык и литературу в школе. Есть сестренка. Учится в восьмом классе. С милицией никогда не сталкивался. Ни приводов, ни задержаний. После окончания училища работает в Мосэстраде. Год назад купил кооперативную однокомнатную квартиру. Очевидно, помогли родители. И все. Конечно, мало, но подумать уже есть над чем.
— Правильно сделал, — сказал Скоков, когда Родин и Климов вышли. — Сопин и Швецов в общем-то еще мальчишки, не могли они самостоятельно на такое дело пойти.
Красин кивнул, очевидно соглашаясь, толкнул дверь, но на пороге замешкался.
— Я назначил Кошелевой свидание.
— Вызвал на допрос?
— Скорее, это будет доверительный разговор.
— О чем?
— О пустяках.
— Например?
— С кем Сопин собирался в Прибалтику? Не было ли у него там друзей? В общем, придется изобразить недоумение по поводу его смерти — ведь парень неплохо плавал.
— Хорошо, — кивнул Скоков. — Только ради бога ничего лишнего, ни одного неосторожного вопроса — Кошелева должна быть в полной уверенности, что мы ее ни в чем не подозреваем.
— Не беспокойтесь. — Красин сердито сдвинул брови и вышел из кабинета.
…В дверь резко постучали. Красин выпрямился, крикнул: «Войдите» — и, сделав вид, что ужасно занят, снова уткнулся в бумаги. В кабинет решительно вошла высокая, стройная темноволосая женщина. На вид ей было лет двадцать пять, и по тому, как смело, почти вызывающе она держалась, Красин понял, что орешек ему попался крепкий.
— Здравствуйте, — сказала женщина. — Мне Красин нужен.
— Я — Красин, — с трудом оторвавшись от бумаг, сердито проговорил Виктор Андреевич.
— Я — Кошелева.
— Очень приятно. Садитесь, пожалуйста. Я через пару минут освобожусь.
Кошелева присела на краешек стула, с любопытством взглянула на вновь заскрипевшего пером Красина. Затем осмотрелась.
— С кем уехал в Ригу ваш друг Игорь? — неожиданно спросил Красин.
— Простите, кого вы имеете в виду?
— Сопина. Вы его хорошо знали?
— Не настолько, чтобы с уверенностью ответить на ваш вопрос.
— Ну, а все-таки?
— По-моему, один.
— Он писал вам?
— Прислал телеграмму. Вас, конечно, интересует текст.
— Если послание сугубо личное, можете не говорить.
— Послание сугубо личное, но я вам скажу, — отрезала Кошелева. — Он приглашал меня отдохнуть.
— А почему вы сразу с ним не поехали?
— Это мое личное дело.
— Личное так личное, — вздохнул Красин, придвинул к себе стопку бумаги, задумался. — Не говорил ли он вам, что собирается делать: снимать комнату или жить в гостинице?
— Это допрос? — вспыхнула Кошелева.
— Это беседа, — сказал Красин. — И прошу вас не нервничать. Я бы и не затрагивал этот вопрос, но… обстоятельства вынуждают. Мать Игоря, Любовь Александровна, требует вещи сына, те, что он брал с собой, память, говорит, а мы не знаем, где он останавливался, у кого комнату снимал. Любовь Александровна сказала, что с вами он дружил, и посоветовала обратиться к вам.