Девушка стояла, заложив руки за спину, облокотившись о переборку полки, на которой, словно безмолвные часовые, выстроились в ряд статуэтки монархов и великих людей всех времен и народов. Ее серые глаза были спокойны, взгляд, казалось, не замечал мельтешивших перед самым ее носом людей.
Прозвенел звонок, возвестивший о закрытии магазина, Климов вышел на улицу. Вскоре вышла и девушка. Она была в черном плаще с белой окантовкой, на согнутой руке — модная хозяйственная сумка.
— Простите, — сказал Климов, — мне нужно с вами поговорить.
Девушка вскинула глаза, удивленно посмотрела на него.
— Если вам что-нибудь нужно, обратитесь к милиционеру.
— Я сам милиционер. — Климов предъявил ей свое удостоверение.
— Чем могу быть полезна?
— Нина…
Девушка удивилась еще больше.
— А откуда вы знаете мое имя?
— Я о вас знаю все, — улыбнулся Климов. — Знаю, что вы комсомолка, что вы были замужем, разошлись, что у вас растет чудесный парень, которому послезавтра исполняется четыре года, что живете вы вдвоем с мамой, а по вечерам занимаетесь в Плехановском институте.
— Откуда такие подробности?
— В каждой профессии есть свои небольшие тайны.
— И вы хотите, чтобы я поделилась с вами нашими?
— Верно.
— А почему вы обратились с этим вопросом именно ко мне?
— У вас большой стаж работы, и потом… я вам верю.
— Понимаю, — кивнула Нина. — Но все это так неожиданно… Я должна собраться с мыслями.
— Я вас не тороплю, — сказал Климов. — Хотите мороженого? Пока я схожу, вы соберетесь, как говорите, с мыслями.
— Хорошо, — сказала Нина.
Климов купил у метро два пломбира и не спеша возвратился на место. Нина ждала его на скамейке.
— Спасибо, — сказала она. — Так вас интересует наш магазин?
— И люди, которые у вас работают.
— Но я могу только предполагать… Сами подумайте, в какое идиотское положение я попаду, если все окажется не так, как я думаю.
— Насчет этого не беспокойтесь. Меня интересует сам факт или возможность его существования. Вас же эта история никаким образом не коснется.
— Ну ладно, — решилась Нина. — По правде говоря, я давно хотела поделиться с кем-нибудь своими сомнениями, да все боялась — ведь нет никаких доказательств. В отделе «Прием вещей на комиссию» у нас работает оценщик Кирин, на вид свойский, компанейский человек, а на самом деле — лиса, палец в рот не клади. Это, конечно, мое личное мнение.
— Понимаю, — как можно серьезнее проговорил Климов.
— Так вот, этот Кирин и его помощник Горин в прекрасных отношениях с Татьяной Лазаревной. Это, по-моему, и есть гордиев узел. Почему я так думаю? В магазине имеется небольшая темная комната, или внутренние покои, как называет ее Янкина. В этой комнате стоят или лежат вещи, принятые на комиссию, дожидаются своей очереди, покупателя. Но часто на стеллажи они так и не поступают — их покупают прямо там. Заходят какие-то люди, изучают, осматривают и уносят. Этих людей немного. Я запомнила двоих. Они чаще других бывают и чаще приобретают. Один высокий, в шляпе, с орлиным носом, в золотом пенсне, другой — среднего роста, худощавый, лицо интеллигентное, породистое, и всегда безукоризненно одет… Противозаконного эти люди ничего не делают. Единственное, в чем их можно обвинить, это в том, что они не дают залеживаться товару, но… Мне кажется, что этот товар недооценивают и эти махинации не что иное, как чистейшей воды спекуляция, крупная спекуляция.
— Понятно, — сказал Климов.
— Но повторяю: доказать это почти невозможно. Вещи оцениваются от и до. По какой цене мы их приняли, по такой и продаем. Но перепродают их…
— И эта разница иногда выражается круглой суммой?
— Крупной суммой.
Климов протянул девушке фотографию Крайникова.
— Это он, — без колебаний кивнула Нина. — Знакомый Татьяны Лазаревны.
Климов ликовал. Наконец-то они зацепились. Трещинка, правда, маленькая, еле заметная, но ее уже не замажешь. Теперь они дойдут до вершины. Ему не терпелось броситься в управление и рассказать все Красину. Он представлял, как округлятся у него глаза, как он взволнованным жестом проведет рукой по волосам и скажет свое любимое: «Этого я ожидал». Но Климов уже давно научился оставлять свои эмоции на потом и сейчас сидел с самым невозмутимым видом и спокойно обдумывал ситуацию.
— Хорошо, — сказал он, пряча фотографию в карман. — Нина, о нашем с вами разговоре никто не должен знать. Это первое. Второе. Сумеете ли вы осторожно указать мне других людей, которые посещают вашу, так сказать, темную комнату?