«Денежный черт»! — проворчал дед, смотря в окно и наблюдая, как ловко и быстро гонит машину новый владелец гаража.
Приехав домой, Швецов без особого труда отыскал старую записную книжку и позвонил Кузину.
— Здравствуй, — сказал он. — Швецов беспокоит.
— Очень приятно.
— Мне необходимо с тобой поговорить.
— Срочно?
— Немедленно.
— По какому вопросу?
«Не доверяет, сволочь!»
— Евгений Евгеньевич просил…
— Где встретимся?
— Ресторан «Арбат» знаешь?
— Кто этот вокзал не знает.
— Я тебя буду ждать в нижнем зале. Все. — И повесил трубку.
У ресторана толпился народ, на дверях висела табличка: «Свободных мест нет».
— У меня столик заказан, — сказал Швецов, привычным жестом выуживая из кармана трояк.
— Милости просим. — Швейцар услужливо распахнул дверь.
Швецов спустился в нижний зал, нашел подходящего к случаю официанта, рослого, крепкого, наглого, у которого, казалось, даже на роже было написано: «Подонки, учитесь жить!», заказал столик на двоих и сунул ему в верхний карман фирменного пиджака десятку. Сказал:
— Это на чай. Обслужишь быстро, вежливо, но… с достоинством. Работай так, чтобы мой собеседник понял, что ты не из шестерок.
— Сделаем.
Кузин подъехал через полчаса. Войдя в зал, он внимательно осмотрелся и, заметив Швецова, который со скучающим видом наблюдал за танцующими, неторопливо закурил и подошел к столику.
— У вас свободно?
— Пожалуйста. — Швецов кивнул и тут же увидел, как в зал вошли еще два паренька, и по их внешнему виду — у первого был чуть заметно искривлен нос, у второго — бесформенные, отбитые, как у всех профессиональных боксеров, губы — мгновенно сообразил, что Кузин приехал с охраной.
— Что будешь пить?
— Кофе. Двойной. Со сливками.
— А я, пожалуй, выпью, — вздохнул Швецов. — У меня сегодня денек был не из легких. — Он наполнил рюмку и залпом опрокинул ее, продолжая незаметно наблюдать за ребятами Кузина. Они прошли в глубь зала и сели так, чтобы Швецов их не видел.
— Кому живется весело, вольготно на Руси? — с иронией в голосе продекламировал Кузин.
— Кто жить умеет.
— Ты умеешь?
— На этот вопрос придется ответить тебе. — Швецов кивком головы подозвал маячившего в поле зрения официанта. — Славик, ты забыл принести икорки.
Славик извинился и мгновенно исчез.
— Твой паренек? — проводив его взглядом, спросил Кузин.
— Не задавай дурацких вопросов, — ответил Швецов словами Евгения Евгеньевича. — Я же не спрашиваю тебя, чьи козлы сидят за моей спиной.
— А ты спроси.
«Пора быка за рога да в стойло».
— Спрошу. Сколько тебе платил Евгений Евгеньевич?
Это был удар из серии запрещенных, но Кузин даже не поморщился.
— Тысячу, — сказал он, откинувшись на спинку стула.
— Даю полторы. Будешь работать на меня?
Кузин несколько оторопел. Глаза сузились, беспокойно забегали. «Что это, проверка на прочность, которая исходит от Евгения Евгеньевича, или действительно деловое предложение? Скорее всего — проверка…»
— Я, старик, работаю на Магната, — сказал он и, сказав это, побледнел, ибо понял, что от волнения невольно выдал кличку Евгения Евгеньевича, которой последний пользовался в блатном мире. — Работаю честно, а ты… Если ты решил отколоться, то поищи себе людей на стороне.
— Не трепыхайся! — жестко проговорил Швецов. — Уехал твой Магнат.
— Надолго?
— Если соскучишься, то через недельку можешь дать в газету объявление… Такой-то, мол, и такой-то пропал без вести. Кто видел его в последний раз, прошу сообщить по телефону…
— Ты шутишь?
— Шутят комики, а я — человек серьезный. — Швецов бросил на стол паспорт Крайникова, служебный пропуск, сберегательную книжку, абонемент в бассейн «Москва».
— И что ты хочешь? — возвращая документы, спросил Кузин. Лицо его сделалось багровым, горло перехватило, тяжелый комок мешал дыханию.
— Ты спросил: умею ли я жить? Вот и ответь.
— Допустим.
— Будешь на меня работать?
— Если ты этого черта действительно пустил на дно… У меня нет выбора.
— Вот это уже другой разговор. — Швецов снова наполнил рюмку, выпил. Лицо окаменело, стало непривычно серьезным. — С Янкиной завтра оброк не бери. Я с ней сам разберусь. Твое дело Кирин, Стеблев…
Названные фамилии добили Кузина, убедили, что Швецов и впрямь в курсе событий, и он, окончательно уверовав в крах прежнего и торжество нового короля, раскололся — выдал третьего налогоплательщика.