Отныне брать Кольберг надлежало Петру Румянцеву…
Главнокомандующий составил своему подчиненному подробную инструкцию, как вершить сие, которую и проборматывал сейчас Румянцев, поглядывая в текст, лежащий перед ним, и выражая вслух и про себя свое отношение к фельдмаршалу:
— …Так, значит, надлежит мне по установлению связи с флотом к самому Кольбергу идти, столь паче, что когда флот приблизится, надо мне с моим корпусом там быть и гаванью завладеть, дабы перевоз с флота людей и артиллерии не столь труден был. Тьфу, Анибал еще один уродился — мало нам карфагенского, так теперь еще и гиперборейский свои стратагемы разрабатывает! Флот мне, понимаешь, только везет треть живой силы и всю осадную артиллерию, а я ему уже должен гаванью, то есть, попросту говоря, самим Кольбергом завладеть! Зачем мне тогда этот флот? Стратег! Полка бы не дал! Ну, да бог с ним — пусть тешится бумажками своими. Посмотрим лучше, что я тут сам нацарапал предварительно…
Командир корпуса достал из сумки пачку бумаг — свою инструкцию корпусу, свой устав, который он сочинял с зимы, как только ему стало известно, что крепость на этот раз решено брать во что бы то ни стало, и брать, по всей видимости, предстоит ему. Теперь на дворе уже май, и лишь сейчас, смирившийся с подобной конфузной для его военных талантов несправедливостью, Бутурлин официально проинформировал его о сем назначении. Но, говорят, нет худа без добра: у Румянцева было время подумать, о чем наглядно свидетельствовало своим солидным видом его «Учреждение» — своего рода Устав.
— Ага, вот: единые правила несения строевой и караульной служб, порядок марша, лагерного расположения полков. Вот и план захвата — карты, смею надеяться, недаром изучались. Что же касается высокоумных планов господина фельдмаршала, то пусть он меня простит, но надлежит на них, по моему скромному разумению, незначительнейшего Петрушки Александрова, сына Румянцева, наплевать и забыть!
Фельдмаршал ответил подобной же любезностью: все рапорты Румянцева о своевременной передаче под его начало определенных под Кольберг войск ни к чему не привели, и его буквально выпихнули в Померанию с половинным составом и заверением, что остальное будет направлено в его распоряжение при первой же возможности.
Сия возможность предоставилась, по мнению главнокомандующего, лишь через три месяца; до этого же осаждаемые превосходили русский корпус в полтора раза, не говоря уже об артиллерии, которой до подхода августовского морского десанта Румянцев почти вовсе не имел.
Еще на марше командир корпуса наладил сторожевую службу, создал сеть магазинов, заложив в них достаточные запасы продовольствия и снаряжения, те есть всячески укреплял свой тыл, не желая в дальнейшем неприятных сюрпризов в самый неподходящий момент и памятуя, что где тонко, там и рвется. Он же плел свою сеть везде крепко, твердо надеясь, что она не прорвется и уж кто в нее попадет — не вырвется.
В августе, сосредоточив в своем укрепленном лагере Альт-Бельц все предусмотренные ему по штату войска, он прежде всего занялся их обучением, поскольку еще сразу же по принятии командования над корпусом понял, что без этого ему ничего ее добиться, настолько плоха подготовка солдат.
Для начала он разбил свой корпус на бригады, в составе двух полков пехоты и батальона отборной пехоты — гренадер, создав его из отдельных гренадерских рот, бывших при каждом полку, сформировал особые легкие батальоны из охотников для действий в лесах и для поддержки операций легкой конницы — прообраз будущих знаменитых егерей, красы и гордости русской армии на долгие годы и десятилетия.
Дабы не отвлекать основную массу солдат от наиважнейшего, по его мнению, дела — военной учебы, Румянцев создает «штабной батальон» и «штабной эскадрон» для несения нарядов, организует бесперебойное снабжение, бывшее до этого всегда ахиллесовой пятой русской армии. После чего с чистой душой призвал к себе старого своего друга еще по Кадетскому корпусу, а ныне находящегося в его корпусе и подчинении генерал-майора Еропкина.
— Садитесь, Петр Дмитриевич.
— Благодарю, ваше высокопревосходительство.
— Вы забыли мое имя, господин генерал-майор?
— Нет, Петр Александрович, просто…
— Вот и прекрасно. Мы с вами не на параде и не на плацу, Петр Дмитриевич. Почел бы за честь быть с вами на «ты», сейчас же считаю сие излишним. А ваше мнение по сему предмету?
— Совершенно согласен с вами, Петр Александрович.