Потом литовские кинодокументалисты попросили показать фотографии, где запечатлен Саша. Снимков его у нас много — около пятидесяти. Есть как память о детстве, есть групповые с семьей, за шахматами. Бережно храним мы и армейские фотокарточки. Гости из Вильнюса прикрепили их на воротах и начали снимать. Снимают, а сами по-литовски разговаривают. Не выдержав, спросила: «Почему не на русском? Мы ваш язык не понимаем». — «Зачем нам русский? — сказали они. — И вам он не нужен. Общаться необходимо на родном языке. Надо бороться за автономию, за то, чтобы на ответственных постах были только представители Украины. Ваши сыновья должны служить у себя дома. Так будет лучше для вас, для республики».
Побывали гости из Литвы и в школе, где учился Саша Слесарев, побеседовали с классным руководителем. Прасковья Яковлевна рассказывала о своем ученике только хорошее, а дурного у него не было. Вернувшись, кинодокументалисты снова осудили убийцу: «Жестоко поступил Артурас. Все так хвалят вашего сына!»
Прощались с нами тепло, благодарили за хлеб-соль. Сказали, что фильм будет правдивый, что в нем будут учтены добрые отзывы земляков о Саше.
И вдруг мы узнаем: в фильме «Кирпичный флаг» крупным планом показана фотокарточка Александра — та, где он стоит после физзарядки с расстегнутым воротничком, держа руки в карманах. Из пятидесяти выбрали именно эту! Иуды! Такая вежливость, такое благородство, целуют руки убитой горем матери, клеймят Сакалаускаса, и вдруг такое… Используя непозволительные для истинных кинодокументалистов приемчики, они не только оскорбили мать и отца Саши, но и всю Ореховку. Приехать за правдой и повернуться к ней спиной? Теперь понятно, почему кинодокументалисты не снимали Почетных грамот, которыми был награжден Саша за ударный труд на гражданке, почему не прозвучали с экрана добрые отзывы о нем бывшего классного руководителя Прасковьи Яковлевны. Им на это было наплевать».
Потряс в прокуратуре и многочасовой видеоролик допроса Артураса и особенно тот момент в нем, когда на вопросы следователей, почему убили проводника, тот сказал: «Он смеялся».
Что и говорить: веская причина. Как и для того детины, который обиделся, что его обозвали козлом.
Не кажется ли некоторым защитникам «интеллигентного Артураса», что они на виражах дороги элементарной человеческой нравственности стали дальтониками и что, исследуя истоки аномального поведения двадцатилетнего мужчины, им не пристало пользоваться закостеневшей формулой: он из благополучной семьи и, значит, причины надо искать в другом и других. И семья как бы получает индульгенцию, как некий посторонний аморфный объект. Это все из той же оперы газетного примитивизма Т. Зазориной, когда душевнобольные, слушая радио, смотря телевизор, читая «Огонек», закусывая копченой колбасой, апельсинами и гранатами, приближаются к домашним условиям.
Тяжесть проблемы как раз в том, что ныне две трети дерзких правонарушителей — выходцы из так называемых благополучных семей.
«Я мать. Через год с лишним моему сыну предстоит выполнять воинский долг. Тревога за его будущую службу есть. В немалой степени она навеяна такими материальчиками, как «Случай в спецвагоне», в «Комсомолке». По моему глубокому убеждению, «дедовщина» привносится в армию из школы, ПТУ и даже из детсада. Что ныне там делается — уму непостижимо. И еще — из семьи. Да, из семьи. Уже давно мы являемся свидетелями тому, что самые бесчеловечные преступления совершают те дети, у которых большой достаток в семье, внешне респектабельные и «воспитанные» родители. Однако печать захлебывается от «доказательств», что преступников поставляют неблагополучные семьи…
Часто приходится слышать: «Сын плохо учится, армия дурь выбьет, хулиган — армия воспитает». В течение многих десятилетий родители видели в армии некий перевоспитательный аппарат, панацею от всех бед. Теперь же, когда в армии накопилось немало своих негативных явлений, все готовы пригвоздить ее к стенке позора. Вот, мол, военные, с «дедовщиной» не могут справиться. А где же семья, отцы, которые тоже прошли армию, матери? Какое место в воспитании Артура занимали родители? Почему он так и не нашел места в воинском коллективе, почему его озлобленность против всех сделала его убийцей? Своим женским сердцем не могу понять этого злодея и его родителей.
Мы далеки от предъявления конкретных воспитательных счетов отцу и матери Сакалаускаса. Но бесспорно одно: ни душевной близости, ни открытости, ни интимной доверительности в отношениях с родителями у него не было. За восемь месяцев воинской службы от Артураса не поступило в родной дом ни одного сигнала о том, что его служба не складывается, что в коллективе он инородное тело. И только, когда грянула катастрофа, написал: «Случилось несчастье, которое перечеркнуло всю мою жизнь». Но и осознав собственное несчастье, он не пошел по дороге здравого смысла: совершил дезертирство с оружием, обокрал мертвых сослуживцев, пожилую женщину, приютившую его. Это деяние не заблудшего подростка. В армию он пришел сложившимся человеком, после окончания техникума. Был старше, грамотнее, эрудированнее своих сослуживцев по взводу, подчеркнем: только по взводу, по холоднее рассудком, замкнутей, надменнее. Один из офицеров сказал об Артурасе: «В нем было что-то недочеловеческое, какая-то недоразвитость добрых чувств». И эта оценка не лишена рациональности. В одночасье личность не может стать злой, ожесточившейся, готовой на чудовищное убийство. И если подобное случается, то причины этого следует искать в самой личности, там, где она формировалась, на какой почве взрастала, какими установками вооружалась в семье. Свою жизнь, как и жизнь наших детей, к которой мы их готовим, нельзя обмануть. Жизнь, как эхо: что мы ей крикнем, тем она и отзовется.