Выбрать главу

Степан тогда почесал в затылке, спросил, какая ему от всего этого выгода. И не проще ли ему самому «рыбалить» потихонечку — лишь бы инспектор не поймал.

«Дур-рак! — только и сказал Волчара. — А кому ты икру сбывать будешь? То-то и оно, что тебя как голубя зацапают. А так — добытчик, и все. Остальное не чешет. Как и где она будет перепродаваться — не твое дело. А деньжат при этом будешь иметь не меньше. Думай, пень стоеросовый».

На том и порешили.

Бизнес Степану понравился, и он старательно отрабатывал выданный Волчарой аванс, пока не случилась беда. И опять вино. Надо же было так нажраться, что даже не заметил, как опрокинулась керосиновая лампа и огонь загулял по землянке. Сам-то едва Успел оттуда выскочить. Какая уж там рыба…

Когда, ошалевший, вернулся в Кедровое, решил с неделю отлежаться, а потом уже пойти с покаянной к Волчаре. Может, все бы и обошлось, если бы не Артем. И надо же было ему наткнуться на этот нож!..

Когда Артем ушел, хлопнув дверью, Степан почти выбежал из дома, направляясь к железнодорожной станции, где в качестве рабочего орсовского склада трудился Волков.

Разговор у них состоялся не то чтобы короткий, но и не длинный. Внимательно выслушав, как все было, неожиданно рассвирепевший Волчара смазал Степана по опухшей морде и, обозвав его «козлом вонючим, которому место рядом с парашей», приказал возвращаться домой а не показываться оттуда до его прихода.

А через полтора часа, когда Волков появился в доме и Степан приготовился к хорошему мордобою, который, как он сам понимал, заслужил на все сто процентов без отдачи, беседа прошла еще короче. Павел сунул ему пачку десятирублевок.

— Здесь ровно полкуска. И чтобы ты ночью свалил отсюда в любой город. Когда осядешь — дай о себе знать…

Вспоминая все это, Степа так и не притронулся к портвейну. Мучила неизвестность.

Волчара пришел в семь. «Затоваренный», — хмыкнул Степан, наметанным взглядом определив в карманах пиджака поллитровую стеклотару. И точно, коротко кивнув Люське, словно он ее знал тысячу лет, Волчара вытащил две бутылки водки, сунул их в пухлые руки хозяйки квартиры, добавив при этом:

— Прибери на стол что-нибудь. А нам поговорить надо.

— Ишь ты! И этот командует, — возмутилась было Люська, но, увидев брошенный взгляд, решила благоразумно удалиться.

— Ничего устроился, — проводив вихляющий Люськин зад взглядом, оценил хозяйку Волчара и повернулся к Степану. Он, видимо, уже успел где-то хлебнуть, и теперь глаза его, налившиеся пьяной злобой, в упор буравили компаньона. — Козел! Нашкодил, зараза, а теперь расхлебывай за тебя.

— Брось, Павло. И на старуху бывает проруха, — скривился в виноватой улыбке Степан. — С кем по пьяному делу не бывает.

— По пьяному… Загнали бы икру, а там гуляй сколь хочешь. — Он опустился на заскрипевший под ним стул, сказал повелительно: — Пока бабец твой возится, принеси-ка пару стаканов.

— Во, другой разговор, — обрадовался Степан и шмыгнул на кухню. Через минуту он вернулся, поставил стаканы на стол, рядом положил краюху хлеба, сыр. Разлил водку, на правах хозяина подмигнул гостю: — Ну?

— Гну! — не принял тот легкого тона и залпом осушил стакан. Поморщившись, он отломил кусочек хлеба, долго жевал его, потом сказал: — Кто-то шурина твоего грохнул. А заодно и журналиста какого-то зацепили.

Поднесший было водку ко рту, Степан ошалело уставился на Волчару, опустил стакан на стол.

— Ты чего это, Павло?.. Может, сивухи обожрался? За такие шутки, знаешь…

— Какие, к чертовой матери, шутки! — взъярился тот. — Я же тебе говорю: пришил шуряка твоего кто-то! Похоронили уже…

Из прихожей высунулась Люськина голова, с любопытством уставилась на мужиков.

— Когда? — тихо спросил Степан.

— Чего — когда?

— Похоронили?

— А-а… Да, пожалуй, с неделю будет.

— А убили? — вскинул потускневшие глаза Степан.

— Убили, говоришь, когда? — Волчара прищурился, долго, не отводя тяжелого взгляда, смотрел на Степана, покосился на Люську, которая аж рот открыла от любопытства.

— Слышь, уберись-ка, — кивнул он ей.

Та, видимо поняв, что здесь лучше не выступать со своими правами хозяйки дома, скрылась на кухне.

— Когда, говоришь? — словно испытывая терпение Степана, повторил Волчара, — А в тот самый вечер, когда ты рванул из дома.

Степан с трудом воспринимал услышанное.

— И кто… кто его?

Криво усмехнувшись, так что перекосилось лицо, Волчара плеснул себе в стакан из бутылки, зачем-то понюхал водку, хотел было выпить, во вдруг отставив стакан в сторону.