Вполуха слушая обычную, давно отработанную, а потому очень скучную нахрапистую болтовню, Верещагин изучал Волкова, думая об одном: мог ли он настолько хладнокровно застрелить Шелихова, а если мог — то откуда у него появился «вальтер», из которого более сорока лет назад был убит Комов?
— Ну хватит, Павел Викторович, — оборвал его Верещагин. — Давайте-ка по существу. Я — старший следователь краевой прокуратуры Петр Васильевич Верещагин.
— Вот как! — вскинул глаза Волков. — А я-то думаю: то один мытарил, про пистолет какой-то выспрашивал, теперь другой… — И тут же, словно нервы его более пяти минут не могли выдерживать спокойного тона, взвился со стула, и без того неприятно-жесткое лицо стало откровенно злобным: — Да пошли вы все…
— Тише, тише, — осадил его Верещагин.
— Тише, говоришь, — сузил глаза Волков. — Да какое «тише», когда вы мне откровенную липу шьете. Ствол я, видите ли, с собой таскал. Да не видел, понимаешь ты, в глаза не видел никакого ствола! И тот, кто мне в карман его сунул, тот пускай и отбрехивается. А то ишь ты, тише, — с клокочущим хрипом выдавил он.
«А если действительно он тут ни при чем?» — невольно подумал Верещагин и откровенно внимательно посмотрел на сникшего Волкова. Тот почувствовал взгляд, как-то по своему расценил его и уже более миролюбиво сказал:
— Думаете, не знаю, гражданин следователь, что за хранение ствола полагается? В том-то и дело, что знаю. А тут, — с неподдельным отчаянием махнул он рукой, — сидел еще…
— Это верно, — согласился с ним Верещагин. — Однако здесь не о простом хранении оружия речь идет…
— А чего еще? — вскинулся Волчара, и опять откровенно злобный взгляд уперся в Верещагина.
— Об этом потом, а сейчас ответьте-ка мне на один вопрос: где вы находились в тот вечер, когда был убит Артем Шелихов?
— Это что, тот парень из поселка?
— Он самый.
— Как «где»? — удивился Волков. — Дома, конечно.
— Вот как? — не менее его удивился следователь. — А откуда вы знаете, в какой именно день он был убит?
— Ой, начальник… — отмахнулся руками Волков, — только не смеши меня да на пушку дешевую не бери. Об этом весь поселок талдычит. Так-то вот. — Он усмехнулся, поудобнее сел на стул, как вдруг его лицо стало меняться. Оно как-то округлилось, потом вытянулось, под щетиной выступила краснота, нервным тиком дернулось веко, в глазах появился неподдельный испуг. — А что… — на выдохе спросил он, — из этого ствола… того парня?
Минуты две стояла напряженная, страхом пронизанная тишина. И все это время неподвижные зрачки Волкова вопросительно сверлили следователя. Наконец Верещагин достал заключение дактилоскопической экспертизы, пододвинул его Волкову.
— Читайте.
Несмотря на огромную выдержку, тот трясущимися, руками взял подколотые листы, и было видно, как зрачки его бегают по отпечатанным на машинке строчкам.
— Ну?.. — уставился он на следователя, дочитав заключение до конца. — А я-то тут при чем? Я же говорил, что козел этот, Степан, мог его мне подсунуть.
— А теперь прочтите еще одно, — не обращая внимания на его слова, сказал Верещагин и протянул заключение сравнительной баллистической экспертизы.
И чем дальше читал это заключение Волков, тем более Верещагин убеждался, что стрелял не он и то, что один убит, а второй тяжело ранен именно из изъятого у него пистолета, — узнал только сейчас. Лицо Волкова как-то сразу одрябло, потеряло жесткость, на лбу выступила испарина. Какие-то строчки он перечитывал дважды, видимо, не понимая их смысла, а когда наконец-то дочитал до конца, безвольно опустил голову, вздрагивающей рукой положил протокол экспертизы на краешек стола.
Молчал и Верещагин.
Казалось, прошла целая вечность, когда Волков чуть приподнял подбородок, выдавил из себя глухо:
— С-сука…
— Это вы ко мне? — поинтересовался Верещагин.
Волков вскинул на следователя глаза, пробормотал:
— Что ж я, самому себе враг? К нему, — кивнул он в сторону окна. — К Степану, козлу вонючему…
— С какой целью вы приехали в город? — спросил Верещагин.
— Чего? — словно не понимая, о чем спрашивает следователь, переспросил Волков и тут же поправился: — С целью какой? Так ведь к Степану. Мы ж кореша старые. В общем, в колонии срок тянули. В одном отряде были. Баланду, как говорится, из одной плошки хлебали. М-да, — протянул он и, видимо отходя от первого шока, более спокойно посмотрел на Верещагина. — И вот… дохлебалися. Он как-то прибежал ко мне, рожа вся опухшая, с похмелья, ну и говорит: «Выручай! Схрончик с рыбой шуряк накрыл. Сваливать надо, а деньжат нет. Выручи, скоро отдам». А я как раз подкопил малость, мотоцикл хотел купить. В общем, выручил. А тут на днях от него весточка пришла. Приезжай, мол, в город по такому-то адресу, должок верну. Сам-то он не мог в поселок сунуться, коль за ним дело такое. Это ж надо… Шуряка собственного из-за поганой рыбы шлепнуть.