Выбрать главу

Хоть и была эта версия малоубедительной, уж очень не вязалась жестокость расправы с тем наказанием, что несли виновные в пожаре, однако Верещагин все-таки достал из «дипломата» блокнот, взял со стола шариковую ручку Кравцова и, немного подумав, записал:

«Установить людей, которые были наказаны по актам Шелихова. Возможная версия — месть».

IV

Разбудил Верещагина его постоянный попутчик в командировках — небольшой плоский будильник «Электроника-2». Он потянулся, прогоняя остатки сна, сдвинул одеяло набок, по привычке сделал несколько круговых движений ступнями. Прикрыв глаза, представил, как набирает стремительный разбег кровь, расслабился на минуту и, спружинившись, резко бросил себя с кровати.

Быстро побрился, покрутился перед мутным зеркалом, причесываясь, и, когда окончательно привел себя в порядок, вышел в коридор, где уже сновал приезжий люд, забивая очередь к умывальникам, которые висели в комнате с громким названием ДУШЕВАЯ.

Он не стал сдавать ключ администратору, а прямиком направился в столовую.

Меню было небогатым: рисовая каша на молоке, остатки вчерашних щей да необыкновенной жирности утка с тушеной капустой. Правда, были здесь еще и оладьи с яблочным джемом, свежеиспеченный запах которых буквально обволакивал просторное помещение.

Щи и капусту с куском утки Верещагин тут же исключил из своего рациона, а вот три порции оладий взял охотно. Хорошо бы еще сметанки сюда, но она, как объяснила внушительных размеров женщина в белом халате, кончилась еще вчера в обед и будет не раньше чем к вечеру. Верещагин сказал «спасибо» и, свалив все три порции в большую тарелку, прошел к свободному столу у окна.

Теперь можно было подумать о предстоящем разговоре с Курьяновым, летчиком-наблюдателем местного авиаотделения, под руководством которого все эти годы тушил пожары Артем. Он смог дозвониться Курьянову только под вечер, и тот обещал ждать следователя у себя в авиаотделении.

Верещагин уже заканчивал завтрак, когда в очередной раз хлопнула входная дверь и проем заслонила фигура Грибова. Майор окинул взглядом редких в утренние часы посетителей столовой, кому-то кивнул, поздоровался с невысоким парнем в защитной энцефалитке, какие обычно носят геологи, и, отыскав глазами Верещагина, неторопливой походкой подошел к столу.

— Утро доброе, Петр Васильевич, — поздоровался он, выдвигая стул. — А я в гостиницу зашел, смотрю — нет. Значит, думаю, завтракаете. Как блины-то наши? — кивнул он на остатки сдобренных джемом оладий.

— Нормально, — улыбнулся Верещагин, вставая навстречу майору. — Может, взять порцию? А то небось впервые здесь?

— Ну, не то чтоб впервые, — отозвался Грибов, — однако, конечно, больше дома питаемся.

Оба засмеялись, но за этим невеселым смехом проскальзывала неприкрытая озабоченность навалившимся делом.

— Да вы завтракайте, не обращайте внимания, — сказал Грибов, усаживаясь на колченогий стул. — Я чего зашел? Может, машину вам дать?

Верещагин пожал плечами, допил остатки чая, поискал глазами бумажные салфетки на столе, но так как здесь о таковых только слышали, достал из внутреннего кармана платок в крупную синюю клеточку.

— Спасибо, Василий Петрович. Только я уж автобусом. Хочу в эту самую дорогу вжиться. А вот вечером, чуть раньше того времени, когда ушел последний рейсовый автобус, давайте туда на машине проедем.

— Все-таки думаете, что возможен вариант ошибки? И тот, стрелявший, ждал кого-то другого?

— На нынешнем этапе расследования надо отрабатывать буквально все, — чуть жестче обычного ответил Верещагин, поднимаясь с места. — Ну что ж, спасибо дому сему, — сказал он, убирая со стола посуду.

Прямо над входом висел диковато оформленный местным художником плакат, на котором, подобно готовой рухнуть Пизанской башне, громоздилась гора кривобоких тарелок и высоченными красными буквами было выведено два слова, от которых хотелось спрятаться и больше никогда в жизни не заходить в эту точку общепита:

«ПОЕЛ — УБЕРИ!!!»

Небольшой автобус по маршруту Кедровое — Аэропорт — Кедровое ходил точно по расписанию. По крайней мере, как смог убедиться в этом Верещагин, в утренние часы. Свежевымытый, поблескивающий в утренних лучах не успевшими еще запылиться на проселочных дорогах боками, он как бы олицетворял изящество местного сервиса.

Заплатив молоденькой кондукторше десять копеек, Верещагин сел по левую сторону, у окна. Сзади него разместилась немолодая женщина с чемоданом; у открытой двери, не особо-то спеша занимать место, докуривали мужики, лениво перебрасываясь отрывочными фразами. Все были при своих заботах, мужики эти, видимо, имели какое-то отношение к местному аэродрому, и мало кого, видать, занимали заботы следователя краевой прокуратуры.

Однако Верещагин ошибся. Когда остался позади автобуса крайний дом и дорога нырнула в лесок, мужики притихли, все как один повернулись влево, кто-то сказал:

— Такого парня…

А кондукторша добавила:

— Татьяна его аж черная с лица стала…

Она замолчала, пронесшийся навстречу грузовик взметнул шлейф пыли, и больше никто не проронил ни слова.

Кедровское авиаотделение охраны лесов пряталось за плотной стеной березняка, чуть в стороне от аэродрома, на взлетном поле которого, безвольно опустив лопасти, стояли два вертолета да грелась под августовским солнцем «аннушка», подле которой копошились две фигурки в темных комбинезонах. «Механики колдуют», — определил Верещагин и зашагал к высоченной вышке-тренажеру, взметнувшейся над зеленым пологом берез.

Огороженное штакетником хозяйство Курьянова Верещагину приглянулось сразу же. Прямо от выкрашенной в зеленый цвет калитки в глубь просторного участка уходил на совесть набранный деревянный настил, упиравшийся в приземистый дом, обшитый чуть обожженной «вагонкой». Над ним раскинула усы мощная антенна. Выглядывал торец двухэтажного просторного бревенчака, украшенного замысловатой резьбой. А чуть в стороне желтели надежно сбитые хозяйственные постройки. Далее виднелась волейбольная площадка с натянутой сеткой, два турника и несколько пар гимнастических брусьев.

«Как на погранзаставе», — уважительно подумал Верещагин. Ему еще не доводилось встречаться с людьми, которые тушат лес, но, видимо, физическая подготовка была у них не на последнем месте.

Откинув крючок, он вошел в калитку, осмотрелся. Двор был большой, просторный, засеянный сочной зеленой травой. К каждому строению был проложен деревянный настил, и Верещагин подумал с уважением, что такое добротное отношение к месту своей работы далеко не везде встретишь. Даже обязательный «доминошный» стол, за которым лениво играли в шашки двое парней, был сколочен на славу.

— Мужики, как бы мне Курьянова найти? — окликнул парней Верещагин.

Оба подняли голову и с вальяжной ленцой кивнули в сторону антенны.

— Вона, в диспетчерской, — отозвался белобрысый. — Сводку передает.

— Спасибо, — невольно улыбнулся Верещагин, увидев развалившегося на скамейке огромного кота, который идеально дополнял эту картину утренней неги, когда люди, знающие себе цену, могут так вот запросто перекинуться в шашки или в то же домино, зная, если они понадобятся — позовут.

Летнаб Курьянов заканчивал передавать сводку, когда в дверном проеме выросла фигура Верещагина. По ладно скроенному костюму, ловко сидевшему на вошедшем, «дипломату» да и вообще по чему-то неуловимому летнаб сразу определил в нем того самого следователя, с которым вечером говорил по телефону, и, кивнув на стул, сказал:

— Извините, сейчас кончаю.

— Ничего, ничего, — успокоил его Верещагин, осматриваясь.

Сухо потрескивала рация, громоздившаяся на столе, запашистым домашним теплом отдавал беленый бок печки, на стене висела испещренная красными и синими полосками карта. «Краевая», — отметил про себя Верещагин. На окнах белели чистенькие занавески. Ничего лишнего, а уют был домашний.

Курьянов наконец-то закончил передавать данные, выключил рацию, устало повернулся к следователю.