— Спасибо, Тариэл! — кричит девушка.
Тариэл что-то бормочет по-грузински. Потом отъезжает. Лошадь послушно следует за ним.
Говорю, что намерен продолжать путь. Ольга покорно соглашается. Мы уже собрались и сидим в машине, когда перед нами вырастает всклокоченный тамада. Широко разведя руки, он преграждает нам путь и обиженно возопляет:
— Куда?!
Приходится выйти и объясниться.
— Автандил, нам пора ехать, — говорю я.
— Нет, нет и еще раз нет! — решительно заявляет Гоголадзе. — У нас так не полагается! Что за гости, слушай? Приехали последними — уезжают первыми. Передо мной не стыдно? Хорошо. А перед молодыми? Что я им скажу?
— Мы хотели проститься, но они спят, — объясняет Ольга.
— И пусть спят. Пусть! — восклицает тамада. — Такой ночи, как эта, в их жизни больше не будет. А когда проснутся, мы сядем за стол и выпьем за моего друга Олега Никитина, выдающегося автомобилиста, знаменитого путешественника, главу замечательной семьи, мужа красавицы жены и просто очень хорошего человека!
Достигнув пределов своего красноречия, Гоголадзе умолкает. В самом деле, что тут можно добавить?
Смущенный развернутой передо мной картиной, молчу и я. Молчу недолго, чтобы меня не заподозрили в самолюбовании.
— И все-таки нам пора ехать, — говорю я.
— Ну что ж. — Тамада расстраивается до последней возможности, по потом лицо его озаряет улыбка: — Если очень надо… «Мудрецу (помнишь, да?) торопиться не пристало. Поступать он так обязан, чтоб душа не горевала!..» Поезжай. В мире много разных дорог. Но самая широкая и самая прямая — всего одна. Хороший человек всегда идет по этой дороге, а значит, обязательно встретит другого человека. Я думаю, еще увидимся. Прощай!
— Ну, почему «прощай», Автандил? — восклицает Ольга. — До свидания!
— Правильно говоришь, душа! — цветет Гоголадзе. — До свидания! До скорого и радостного свидания!
Мы обнимаемся. Тамада прощается с Ольгой. Сажусь за руль. Девушка располагается рядом, удаляется фигурка однофамильца великого поэта, пожарника и тамады Автандила Гоголадзе. Он стоит и машет рукой до тех пор, пока его не скрывает поворот, но я уверен, что он еще долго не сходит с места.
Резко давлю на тормоз. Нас швыряет вперед, но ремни безопасности амортизируют рывок.
— Прости, — коротко бросаю я девушке. Объяснения дотом.
Выбираюсь из кабины, опускаюсь на корточки и поднимаю невесть как сюда попавшего, едва оперившегося птенца. Моя радость двойного действия: я спас живое существо и еще раз убедился в безотказности своей реакции.
Подходит Ольга.
— Боже, как ты меня напугал! — признается она.
Кладу птенца ей на ладонь.
— Какой хорошенький! — восхищается девушка.
Процесс любования продолжается минуты полторы, после чего Ольга решительно заявляет:
— Надо что-то делать! А вдруг это будущий орел?
— Ну, не совсем орел… — говорю я, глядя на двух пташек, закладывающих у нас над головами сумасшедшие виражи. — Дай-ка его мне.
— Что ты надумал? — интересуется Ольга.
— Посажу этого молодца на какое-нибудь подходящее дерево и препоручу предкам. Вон там, видишь?
— Держи. — Девушка передает мне птенца. — Только, пожалуйста, осторожно.
— Это ты обо мне или о нем? — интересуюсь я.
— О вас обоих.
Лезу на ближайшее дерево и пристраиваю беглеца в углубление между ветвями.
— Привет, дурашка, — говорю я ему и спрыгиваю вниз.
Какое-то время мы прогуливаемся вдоль шоссе, ожидая, пока родители приметят своего беспутного отпрыска. Судя по их реакции, в ближайшие несколько минут семейству суждено соединиться.
— Скажи, Олег, ты добрый? — неожиданно спрашивает девушка.
Вот так вопрос!
— Ты что же, задалась целью поставить меня в тупик? — говорю я, надеясь выиграть время для более достойного ответа.
Но Ольгу, похоже, в данный момент не занимает мое смущение.
— Добрый, — сама же и отвечает она. — Ты хороший и добрый человек.
Выглядит это так, будто кто-то ей не бог весть что обо мне порассказал, а она возьми и убедись в обратном.
— До сих пор мне казалось, что говорить комплименты — привилегия мужчин, — бормочу я.
— От вас дождешься… — улыбается девушка. И тут же становится серьезной: — Это не комплимент. Я же вижу…