— Стало быть, вы и накануне его отпуска встречались? — предполагаю я.
Механик улыбается. Хитринки так и мелькают в его глазах.
— А ведь я знаю, что вас интересует, — говорит он. — Один человек.
Мозаика почти сложилась. Не могла не сложиться. На свои места осталось положить два-три камешка, не больше. И один из них — в кармане моего пиджака. Достаю и показываю собеседнику фотографию Нодаришвили.
— Интересует, — говорю я. — Вот этот.
— Это он, — уверенно произносит Лефтий. — Он приходил к Никитину. Между прочим на левой руке у этого человека нет большого пальца.
Сижу за столом в кабинете шефа. Белопольский стоит у окна, со стороны кажется, будто он что-то пытается рассмотреть сквозь залитые дождем стекла. Несмотря на то что природа вновь ополчилась против населения столицы, настроение у нас приподнятое. Судя по всему, очередная картина второго акта будет последней в этом затянувшемся спектакле. Я пока не знаю, что автор приготовил мне еще один, финальный, сюрприз.
Полковник отрывается от созерцания разгульной деятельности ливня.
— Как быстро меняется погода, — говорит он. — Вчера солнце — сегодня дождь… Скорее б уж завьюжило! Люблю зиму за ее постоянство, за размах, за надежность. За то, чего нам так часто не хватает самим. Ну, что ж, будем ждать зиму. Кстати, в тех местах, откуда я родом, существует хорошее правило: все важные дела завершать к зиме. Как думаешь, успеем?
Я молчу. Отнюдь не потому, что мой ответ неоднозначен. Просто я суеверен. Не очень, самую малость.
— Пожалуйста, продолжай, — просит шеф, расхаживая по кабинету.
Ничем иным его возбуждение не обозначено.
— Тридцатого августа днем Никитин пригнал «Ниву» в гараж автобазы проверить двигатель, — говорю я. — Там его и нашел какой-то человек. Механик Лефтий, бывший напарник Никитина, утверждает, что этот человек приходил к Никитину и раньше. По словам Лефтия, незнакомец был взвинчен, прямо в гараже они с Никитиным повздорили. Неизвестный обвинил Никитина в «нечистой игре».
— Лефтий употребил именно эти слова? — уточняет полковник.
— Именно. Потом оба сели в машину и уехали. Это был Арчил Нодаришвили — Лефтий узнал его на фотографии. Мотоцикл Никитин приобрел у гражданина Боцирадзе. В числе прочих бывшему владельцу мотоцикла предъявили фотографию Никитина — он сразу указал на нее. Таким образом, предполагаемые действия Никитина обозначаются довольно четко. Я только одного не пойму… Как он решился прийти к нам с контейнером. Там ведь целое состояние!..
Шеф раздумывает на расстоянии трех шагов к окну и четырех обратно к столу.
— Жертвуй меньшим, чтобы заполучить большее, — объясняет он. Объясняет ненавязчиво, как будто самому себе. — Через него они выходили за границу. Зачем? Я так думаю, Зазроев исподволь готовил свое бегство. Приближалось возвращение Миносьяна. Двоим места на «троне» не было. Один из них должен был исчезнуть, и Зазроев резонно предполагал, что им может оказаться не он. А тут «канал» — регулярный, доступный. Услугам, которые оказывал им Никитин, цены не было, а оплачивались они, надо думать, не очень щедро. Никитин же мечтал о главном куше — для этого надо было найти Зазроева, которого он не знал, — а пока довольствовался тем, что удавалось урвать. По-видимому, часть ценностей, предназначенных к переправке за границу, не доходила до места и оседала у Никитина — вспомните контейнер! Преступники встревожились. Они послали к чему Нодаришвили — он единственный знал Никитина в лицо, за что и поплатился жизнью. Искать главаря в одиночку наш водитель не решился. Он побоялся открытой конфронтации с хорошо организованной шайкой преступников. Ему надо было действовать наверняка. Вот тогда и возник план — остроумный, дерзкий, одним словом, в характере Нодаришвили: найти его с нашей помощью. Перед тем как исчезнуть, Нодаришвили успевает сообщить: нечистый на руку «коллега» собирается в путешествие на собственной машине — красной «Ниве» номер двадцать один — двенадцать МОС; его будет легко перехватить по дороге и призвать к ответу. Под видом Никитина в поездку отправился ты. Оставалось не допустить твоего преждевременного контакта с людьми Зазроева. Это взяла на себя «случайная» попутчица Морозова. Между прочим состава преступления в действиях ее нет — я консультировался с юристами.
Все это произнесено вскользь, как бы случайно, и я с трудом удерживаюсь от желания немедленно заключить свое начальство в объятия. Не за смысл сказанного. За то, что вскользь.
Шеф делает вид, что не замечает моей радости, которую-то и от человека менее наблюдательного не скроешь.
— А Никитин, — продолжает он, — обеспечив себе стопроцентное алиби — двухнедельное пребывание в глухой тайге, — прилетел на место действия, убедился, что его так называемые компаньоны «клюнули» на «Ниву», и последовал за ними. Остальное было, как говорится, делом техники. Как ему удалось заполучить содержимое сейфа на даче, мы можем только предполагать. Я думаю, Зазроева успели предупредить. Тот, второй, который звонил ему утром семнадцатого. Адвокат смекнул, что серая «Волга» рано или поздно приведет вас к нему, счел за лучшее пуститься в бега и — угодил прямо в лапы Никитину. Теперь Никитин попытается уйти за границу. И, судя по всему, при первой же возможности. Впрочем, и это пока не более чем предположение…
— …подтвердить которое может лишь один человек, — заканчиваю я.
Полковник кивает. Он знает имя.
В этом месте нас прерывает появление секретарши Белопольского.
— Извините, товарищ полковник, — говорит он. — Звонили из бюро пропусков. Товарищ Лукшин. — обращается ко мне секретарша. — Вас просит принять его гражданин Никитин.
Секретарша выходят, оставляя за дверью напряженную тишину. Ту самую, которая предвещает взрыв. Решимость покинула меня. Может быть, впервые за последний месяц я не знаю, что делать. Мне сейчас так нужна поддержка, но я не хочу просить ее, боясь проявить свою слабость, а шеф не спешит прийти на помощь.
— Не могу, — с усилием произношу я. — Я сейчас должен говорить с ним, улыбаться, жать руку. Не могу!
Белопольский глядит на меня с неожиданной суровостью.
— Иди, — строго произносит он.
Что ж, может быть, он и прав. С этим я должен справиться сам.
Возвращаюсь в свой кабинет. Звоню в бюро пропусков, заказываю пропуск. Сажусь за стол, бессмысленно перебираю какие-то бумаги. Сквозь монотонный шум дождя я различаю будничные звуки улицы. Шелестят по мокрому асфальту машины, гудит троллейбус, люди торопятся по своим делам, и, для того чтобы так было всегда, мы должны скромно и незаметно продолжать свое дело. Иной раз даже стиснув зубы.
В дверь стучат. Приглашаю войти. Входит Олег Михайлович Никитин. Он красив, подтянут и свеж. Его легкий загар с одинаковым успехом можно приобрести как на морском побережье, так и в горах. Мы одногодки, я старше его всего на три месяца. Мы выросли в одной стране, нас окружали одни и те же люди, и вот к тридцати трем годам оказались по разные стороны баррикады… Я не готов анализировать, как это произошло, но то, что мы по разные стороны, придает мне сил. Он пришел узнать, как идут наши дела? Что ж, он узнает.
— Хорошо отдохнули? — вежливо улыбнувшись, спрашиваю я.
— Неплохо. По тайге побродил, поохотился. Такого лося завалил!
Пусть думает, что завалил. Его заблуждению суждено жить недолго.
— Машину вам вернули? — спрашиваю я.
— В полной сохранности! Вот пришел поблагодарить…
— Ну, не совсем в полной…
— Не скромничайте, товарищ капитан! — цветет в улыбке гость. — Специалисты у вас — что надо! Не хуже наших… Что, поймали преступников? — как бы между прочим интересуется он.
Вопрос с подтекстом, как и его неожиданный визит. Если б поймали, наша беседа протекала бы в ином тоне.
— Ловим, — коротко говорю я.
Собеседник глядит на меня с сочувствием.
— Совсем я там, в лесу, одичал, — доверительно сообщает он. — Бродил как леший. Ни людей, ни машин — одно зверье. У вас-то, наверное, было повеселее?