Мальчишка ткнул шариковой ручкой, которую задумчиво грыз перед этим, в сторону двери.
— Вон кабинет завуча.
В этот момент зазвенел звонок, и детвора бросилась по классам. Через минуту воцарилась тишина.
В небольшом чистеньком кабинете за столом сидела похожая на сушеную рыбу неопределенного возраста женщина в огромных, в пол-лица, очках.
— Разрешите? — спросил Субботин.
Женщина была занята переписыванием каких-то бумаг и неприязненно посмотрела на него.
— Извините, я занята.
Она, видимо, приняла их за родителей. У представителей любых профессий, когда они находятся на рабочем месте, часто проскальзывает высокомерное отношение к посетителям, просителям и вообще всяким там, которые отрывают от работы. Они чувствуют себя уверенно в родной обстановке, обладают какими-то полномочиями, а тут приходят с просьбами. Ну как не злиться?
— Уголовный розыск, — сказал Рагозин.
Женщина натянуто, официально улыбнулась:
— Что вам угодно?
— Нам нужно разузнать, есть среди учеников-мальчиков рыжие, — сказал Субботин. — Возраст — от десяти до одиннадцати лет.
В глазах завуча появились живые искорки. Стало заметно, что она все-таки не обучающий робот, а человек, способный на чувства. И чувствами этими были легкая брезгливость, легкое удивление и легкое презрение.
— А зачем вам это?
— Мы расследуем кражу.
— Среди наших учащихся, — поучительно, ровным голосом, прямо как на собрании, изрекла завуч, — таких, кто совершил кражу, быть не может.
Господи, опять набивший оскомину стереотип: куда угодно, только не в наш огород. Рефлекс администратора любого уровня правдами и неправдами доказать, что ЧП произошло не в его вотчине.
— И все-таки, есть у вас такие? — спросил Субботин и описал приметы.
— Есть у нас похожий. Иванихин, из третьего «В». Сейчас занятия, но через сорок минут я провожу вас к его учительнице. Подождите пока в учительской.
Учительская располагалась на втором этаже. Субботину пришло в голову, что эти помещения — переходный люк, шлюз между личной жизнью учителя и его работой. Поэтому здесь перемешались официальность — полки о методичками, портреты великих на стене — с какой-то частичкой домашнего тепла — аквариум на столе, ваза с цветами, скатерть с пестрым узором. Неизвестное растение тянуло свои длиннющие ветви-щупальца вдоль стены. На столике россыпью лежали журналы. Усевшись в кресло, Субботин взял последний номер «Семьи и школы» и стал листать. Попробовал вчитаться, но сосредоточиться не удалось. Его волновали сейчас совершенно другие вопросы.
После звонка пришла завуч. Как и обещала, отвела их в класс.
— Нина, — сухо сказала она учительнице, — тут к вам товарищи из уголовного розыска.
Нина не была похожа на сушеную рыбу. Молоденькая, высокая, волосы темные, длинные. И глаза живые, с интересом на мир глядящие.
Субботин увидел, что завуч собирается остаться и принять деятельное участие в разговоре. Он поспешил упредить ее желание:
— Спасибо! Вы нам больше не нужны.
Завуч поджала губы, но «поле боя» оставила. Субботин уселся на стул около учительского стола, Рагозин расположился на первой парте и обратился к учительнице:
— Вы тоже присаживайтесь. Наверное, первый раз в жизни сижу на первой парте. В школе преимущественно на галерке время проводил.
Учительница села и вежливо улыбнулась.
— Меня интересует, — сказал Субботин, — кто у вас в классе рыжий?
— Сережа Иванихин, — ответила она не задумываясь.
— Что вы можете сказать о нем?
— Так, ничего особенного.
Учительница сидела за своим столом как на уроке: спина прямая, тонкие руки на столе. Нетрудно понять что человек это очень дисциплинированный и аккуратный.
— Живет он с двадцатилетним братом. Родители несколько месяцев назад уехали на Север. Теперь старший брат воспитанием Сережиным занимается. Наставник не из лучших.
— А какой Сережа по характеру?
— Мальчишка как мальчишка. Впечатлительный, обидчивый. Его одноклассники дразнят немного за то, что он рыжий.
«Рыжих всегда дразнят, — подумал Субботин, — с детства людей почему-то раздражает, когда внешне или внутренне кто-то не похож на них. Так что рыжим живется нелегко».
— Вы не видели, он когда-нибудь менялся с ребятами значками армейскими, гильзами?
Субботин исходил из того, что у мальчишек страсть к обменам. Сережа же, если он был знаком с солдатом, должен обладать огромным богатством в виде эмблем, петлиц и прочих безделушек. Солидный обменный фонд.
— Да, я видела однажды, как он у Брагина марки на значок военный выменивал. На нем звездочка изображена.
Уже лучше. Субботин встал, прошелся по комнате. Что теперь делать? Он попытался прикинуть, с какой стороны взяться за мальчика, и тут увидел то, что искал. Он подошел к дальней парте, нагнулся и поднял бумажку.
Учительница, увидев это, покраснела и виновато пояснила:
— Мы после уроков убираем. Сейчас набросали мусор.
Субботин разгладил фантик. От московских трюфелей. В городе, как он знал, московских конфет не бывает. Значит, из военторга.
— За этой партой кто сидит? — спросил он.
— Витя Хапин.
— Вы не могли бы его найти?
Учительница открыла дверь в коридор, и в класс ворвался гул школьной перемены, напоминающий раскаты шторма. Вскоре Нина привела толстого, чисто одетого, в накрахмаленной белой рубашке мальчишку. Надежда чьей-то семьи, предмет неустанной заботы. Глаза у Вити были хитроватые.
— Это от твоих конфет фантик? — спросил Субботин.
— Да, — с достоинством изрек мальчишка.
— А кто тебе их дал?
— Серега Иванихин.
Субботин отпустил Витю. Дверь за ним захлопнулась, но через секунду приоткрылась, и малюсенькая девчушка пролепетала:
— Можно, Нина Георгиевна?
Субботин понял, что перемена кончается.
— Подождите, не заходите пока, — сказала учительница.
У дверей шум нарастал. Прозвенел звонок.
— Нина Георгиевна, сколько у вас еще уроков? — спросил Субботин. Сережу нужно допрашивать в присутствии педагога.
— Один.
— Вот что. У нас есть предположение, что Сережа участвовал в краже и, скорее всего, без его брата тут не обошлось.
Учительница с ужасом посмотрела на него.
— Я думаю, ничего не произойдет, если вы отпустите класс пораньше. Дело у нас безотлагательное.
Учительница согласилась. Она вышла, что-то сказала детям, и по радостным возгласам хлынувшей в класс за портфелями толпы было понятно, что отмена последнего урока ребят не огорчила. Через несколько минут в классе остались четверо: Нина Георгиевна, Субботин, Рагозин и огненно-рыжий Иванихин, худющий, с испачканными чернилами руками. Мальчишка стоял весь красный, заложив руки за спину, глаза его уперлись в пол.
— Ну, Сережа, — обратился к нему Субботин, — рассказывай, что насчет магазина знаешь. Вещи дома?
Сережа кивнул. Он был перепуган и расстроен.
— Ты не волнуйся, — успокоительным тоном произнес Субботин. — Расскажи, как все было.
…Часа через два Субботин закончил долгий, подробнейший допрос Сережи. Сначала тот не мог сказать ни слова, лишь кивал, но потом, общими усилиями, удалось растормошить его. И следователю, и учительнице пришлось потрудиться.
Дальше события развивались стремительно. Заехав за старшим братом Иванихиным на завод, Субботин и Рагозин вытащили его, обалдевшего в перепуганного, из-за станка и повезли на квартиру. Найти похищенные вещи большого труда не составило. Старший Иванихин на стал запираться даже для приличия. Он сразу попросил бумагу и написал заявление прокурору, из которого следовало, что главный злодей в этом деле Лагус, который угрозами и уговорами сбил несчастного дурачка, честного до сей поры Иванихина, с пути истинного. Сам же Иванихин, находясь под гнетом совершенного преступления, днями и ночами думал, как бы лучше сдаться властям, и наконец, чуть ли не сам пришел в военную прокуратуру…
— Добрый день, добрый день, — приветливо кивнул Субботин. — Вот вы нам опять понадобились. Хочу еще несколько вопросов задать. Как вы к этому относитесь?