— Я тебя предупреждал. Я вас всех предупреждал!
С этими словами Смоляников вытаскивает из кармана пистолет. В ночной тишине гремят три выстрела. Крез прячет оружие и направляется к автомобилю.
— А с бабой что делать?! — кричит ему вслед Валет.
— Не ори, — продолжая шагать по заснеженной поляне, спокойным голосом говорит Крез. — Кончай ее, она вас видела.
— Нет, нет, не убивайте! — рыдает женщина. — Я как рыба молчать буду…
Выстрел обрывает ее заверения. Валет сует в карман пистолет и снова спрашивает:
— А Крыса?
— В яму эту падаль, — открывая дверцу машины, отдает распоряжение Крез.
Парни набрасываются на Крысу и тащат его к свежевырытой могиле.
— Я же свой, я все сказал, — воет тот и брыкается.
Один из парней бьет его кастетом по голове. Крыса затихает и летит в яму. Вслед за ним туда же сбрасывают тела Резаного и женщины. Парни берутся за лопаты, и вскоре на поляне вырастает холмик. Они устанавливают на нем брошенный за ненадобностью людьми проржавевший памятник. В этот момент появляется сторож.
— Чё? Чё вы тут делаете? А?
— Ых! — тоскливо вздыхает Валет. — Еще один…
— Заткните ему пасть, и поехали, — звучит усталый голос Смоляникова. — Поздно уже. Завтра работы много.
Вова бьет мужичонку ногой в живот. Тот охает и садится на снег. Вова идет мимо него к машине и на ходу, небрежно засовывает в открытый рот сторожа бумажные деньги. Автомобили разворачиваются на поляне и отъезжают.
Разбрасывая по сторонам талый и грязный снег, мчится черная «Волга». На переднем сиденье, рядом с водителем, — Стрельцов. На заднем — трое из подопечных Вадима. Один из них с любопытством смотрит сквозь стекло и, поблескивая фиксой, весело делится своими наблюдениями:
— Во житуха, мужики, настала! Все митингуют, работу похерили, фарца в открытую тусуется… Фотки с голыми бабами на каждом углу продают. А? Как на диком Западе… А?..
— Тебе-то что от этого, — бурчит другой с мясистым, словно вырубленным топором, лицом широкоплечий парень. — Раньше б дело было, так потрясли бы этих ханыг. А сейчас нельзя. Крез грозится за это голову оторвать. Мне скукота, а ты веселишься, дурак.
— Скоро нас Профи отпустит… Да, Профи? — заглядывает на Стрельцова худощавый, но, видно, высокий и жилистый парень лет тридцати. — Поживем вволю еще…
Впереди автомобиля образовалась «пробка». Некоторое время «Волга» лавирует между машин, но вскоре прижимается к обочине и останавливается.
— Вон, — ворчит водитель, — опять какая-то толпа горлодеров собралась. Аж на дорогу повылазили.
Вадим прислонился к правой дверце и пытается рассмотреть, что происходит впереди. Вдруг он настораживается и даже подается к лобовому стеклу. Там, в нескольких шагах от «Волги», многочисленная толпа из представителей южной национальности окружила офицера. Кто-то сбил с него фуражку, кто-то уже успел рвануть за отворот шинели, и оторванная пуговица едва держится, болтается на нитке.
— Хватит трепаться, — обрывает своих спутников Стрельцов. — Видите вон того военного? В машину его!
— Зачем он тебе, Профи, сдался? — пытается возразить фиксатый.
— Я неясно что-то сказал? — поворачивается к нему Вадим.
Выражение его лица не обещает ничего хорошего, а трое пассажиров выходят из салона.
Они подходят к беснующимся вокруг офицера, затем, как по команде, врезаются в толпу. Разбрасывая людей, первым к военному пробивается парень с мясистым лицом. Он хватает офицера за рукав и рывком вытаскивает его из круга. Люди в толпе шокированы таким поворотом дела и только лишь успевают закрываться от ударов напавших на них.
Парень с мясистым лицом заталкивает совершенно растерявшегося и абсолютно ничего не понимающего в происходящем офицера в машину и спешит на помощь сотоварищам. А те там, что называется, разошлись. Худощавый дико выкрикивает и изображает перед перепуганной толпой что-то похожее на движения любителей восточных единоборств.
Парень с мясистым лицом бросает в толпу баллончик с газом.
— Всё, хватит! Срываемся!
Бандиты бегут к машине и втискиваются в салон. Люди в панике мечутся по тротуару, слышатся испуганные крики, стоны, визг женщин. Дорога к этому времени стала посвободнее, и «Волга» беспрепятственно уезжает.
Вадим поворачивается к офицеру, и тот восклицает:
— Стрельцов?! Ты?!
Мы узнаем Сергея Петровича, подполковника, командира того полка, из которого Вадим уволился со службы.
— За что они вас? — спрашивает Вадим.
— Черт его знает, — начинает рассказывать возбужденный встречей и случившимся подполковник. — В штаб округа меня вызвали. Ну, вышел оттуда и решил посмотреть город, а тут человек десять окружили: «Убийца! Ты стреляешь в народ!» Минуты не прошло, а вокруг уже толпа. Стою и не знаю, что делать… А тут эти… Спасибо вам, мужики, выручили…
— Жуй на здоровье, командир, — язвит фиксатый.
В машине устанавливается тишина. Через некоторое время ее нарушает Сергей Петрович:
— Вадим… Может быть, заедем куда-нибудь и побеседуем?
— Не сейчас. Но думаю, что очень скоро загляну к вам.
И тут же неожиданно для Сергея Петровича, но пристально глядя ему в глаза, Вадим весело и даже развязно добавляет:
— Возьмем пузырек, посидим… Поговорим о том, кто, что и почему… Годится? Ну, а теперь нам в другую сторону. — И приказывает водителю: — Останови машину.
Многотысячная толпа заполнила площадь. Люди потрясают кулаками, что-то скандируют. Повсюду плакаты и транспаранты с лозунгами. Оцепление воинов в краповых беретах и десантников. Издали ряды демонстрантов напоминают волны бушующего моря. Но вот они становятся все меньше, меньше, и, наконец, мы видим их на экране телевизора. У экрана Стрельцов. Без особого интереса он смотрит репортаж. Валя расположилась на софе. Она склонилась над вязанием, но тоже время от времени поднимает глаза от экрана.
— Вадик, — обращается она к мужу, — ты не замечаешь, что в нашем доме стало скучно. Ты все больше молчишь… Может, привезем от мамы Андрейку? Соскучилась я по нему.
— Я тоже, — отвечает Вадим. — Но повременим с этим. Скоро лето, может быть, поедем туда вмес…
Стрельцов вдруг замолчал на полуслове, подался к экрану. В толпе мелькнула физиономия Шепелявого, размахивающего флагом непонятной расцветки. Вадим не отрывается от изображения. Он узнает еще и Цыгана. И еще троих из своих учеников, что-то кричащих вместе со всеми участниками митинга.
Стрельцов резко поднимается с кресла и выключает телевизор. На недоуменный взгляд Валентины отвечает:
— Это уже все надоело.
Он выходит из комнаты. Валентина, так и не дождавшись его, идет на кухню. Вадим сидит, тяжело навалившись на стол и свесив голову. Перед ним почти пустая бутылка коньяка и граненый стакан.
Полигон. Временное жилище Стрельцова. Вадим расположился возле журнального столика, сервированного по-мужски, на скорую руку, и потягивает из фужера темный густой напиток. На столике ополовиненная бутылка с экзотической этикеткой, под столиком несколько таких же бутылок. В комнате полумрак, но света он не зажигает.
Распахивается дверь. На пороге Смоляников.
— Вадим Нико-лае-вич. — Он само радушие. — Здравствуйте, здравствуйте!
— Привет, — небрежно бросает Вадим и демонстративно отпивает из фужера.
— Что с вами происходит, Вадим Николаевич? — продолжает улыбаться Смоляников. — Отсутствие настроения? — Что-то вы занятия уже третий день не проводите? Прошлой осенью, а затем зимой ваши подопечные успешно выдержали экзамены. Но на этот раз я не уверен в их подготовке… Вы нам сорвете эксперимент. Мы ведь вам доверяем людей со сложной судьбой…
— Хватит вешать мне на уши мучные изделия, — зло усмехается Вадим. — Я давно сообразил, что все это туфта, но не мог понять, для чего этим подонкам военная подготовка. А теперь вот дошло.
Добрая, приветливая улыбка Креза исчезает.
— Вы за это получили все, что смертному и не снилось…