Но самой главной наградой командиру Тверского пехотного полка, коменданту полтавской крепости Алексею Степановичу Келину стала громкая ратная слава и память народная — память истории Российского государства…
В современной красавице Полтаве, на бывшем Келинском (ныне Первомайском) проспекте, там, где он сливается с улицей Тараса Шевченко, недалеко от Мазуровских крепостных ворот возвышается памятник мужественным защитникам города и доблестному коменданту полковнику А. С. Келину. Он сооружен в 1909 году, в дни подготовки к празднованию 200-летия Полтавской битвы. Стоит на том самом месте, где 21 и 22 июня 1709 года — в дни генерального штурма — шли наиболее ожесточенные бои с устремившимися на приступ шведами.
Суровая композиция из куба и прямоугольной призмы, сложенных из отдельных блоков гранита, покоится на гранитном же основании из трех ступеней. На пьедестале у подножия обелиска с одной стороны лежит фигура разъяренного бронзового льва, а с трех других сторон помещены естественные, необработанные глыбы гранита. Под фигурой льва прикреплена медная доска с лаконичным текстом:
«Доблестному коменданту Полтавы полковнику Келину и славным защитникам города в 1709 г.».
На противоположной стороне памятника — герб города Полтавы, а на бронзовой доске надпись:
«1 апреля 1709 года Карл XII осадил Полтаву. Три месяца гарнизон и жители героически отбивали все атаки шведов; последний ожесточенный штурм отбит доблестными полтавчанами 21—22 июня, после чего Карл XII снял осаду Полтавы».
…Северная война продолжалась еще более двенадцати лет. Ее заключительным аккордом стал договор, подписанный 30 августа 1721 года в Ништадте, оповещавший об установлении вечного мира между Швецией и Россией. По итогам войны, которая, по выражению Петра I, являлась «троекратной школой» боевой выучки русской армии, Россия получила выход к Балтийскому морю.
Юрий Лубченков
ГЕОРГИЕВСКИЕ КАВАЛЕРЫ
Каждая эпоха рождает свой тип героя. Ниспровергатели и охранители, бунтовщики и созидатели, рефлексирующие вьюноши с демонической усмешкой на искривленных скепсисом устах и суровые старцы-подвижники. Человечество все мечется от одного к другому, страшась сделать окончательный выбор, ибо понимает, что, с одной стороны, его ждет распад и гибель, обернутые в сладкую бумажку вседозволенности, с другой же — тяготы жизни и неустанный труд, от которого столь легко отвыкнуть и к которому столь же тяжко возвращаться.
Но и здесь, среди всех этих метаний, одна доблесть остается неизменной — доблесть воина на поле брани. Солдат, человек долга, не свободен в выборе противника, но, поставленный силой обстоятельств с ним лицом к лицу, он сделает все, дабы держава, представителем и оборонителем которой он является, крепла и побеждала.
На протяжении столетий не было в России более высокого воинского отличия, чем понятие «георгиевский кавалер». Орден и его знак давались лишь за реальное мужество на поле брани. Люди, получившие этот символ доблести, пользовались всеобщим уважением и почетом. Пусть и теперь, когда мы многое забыли и утеряли, от многого с легкостью отказались, их имена пребудут в нашей памяти.
«Эх, насколько на воле хорошо, настолько в тюрьме плохо!» — философически думал подполковник Иван Васильевич Гудович, адъютант еще недавно не совсем последнего человека в Российской империи — принца Голштинского. Теперь — ни адъютантства, ни персоны сей значительной нет. В смысле ценности ее. Ибо шел в России год 1762-й. Только что произошла вещь доселе непривычная: жена отобрала трон у мужа. Начиналась эпоха Екатерины II.
Выпускник Кенигсбергского и Лейпцигского университетов тридцатиоднолетний подполковник недолго просидел в узилище — всего лишь три недели. Его отпустили за ненадобностью, а на следующий год он даже был назначен командиром Астраханского пехотного полка: такова была первая ступень его столь громкой позднее воинской славы.
С началом первой в царствовании Екатерины II русско-турецкой войны Гудович — в самом ее пекле. Он отличился еще под Хотином в июле 1769 года. Затем победа в Раневском лесу, сделавшая его бригадиром.
Ларга — славнейшая страница русского воинства. Немало строк в ней вписано и рукой Гудовича. Взятие турецких батарей сделало его кавалером редчайшей награды — ордена св. Георгия 3-й степени.
Затем был Кагул, Браилов, взятие во главе самостоятельного отряда Бухареста, штурм Журжи.
После войны он — рязанский и тамбовский генерал-губернатор. Но как только началось новое военное противостояние России и Турции — 1787 год, — он переводится в действующую армию. Взятие Хаджибея (Одессы) и Килии — на его счету, Гудович производится в генерал-аншефы и назначается начальником Казанской линии и командующим Кубанским корпусом. Ну, вот мы и добрались уже почти до Анапы…
Шел уже четвертый год войны, и Россия твердо решила не затягивать ее более: человек живет на Земле не для того, чтобы разрушать и убивать, а строить и приумножать. Конечно, история знала отдельные народы, с гордостью отбрасывавшие эту примитивную мудрость и видевшие единственную цель жизни в тешении воинских своих амбиций. Но русские были не из их числа. Словом, нужны были победы и победы, дабы Блистательная Порта, устрашась, пошла на заключение мира. Причем победы такие, чтобы запомнились туркам накрепко, хоть те а отличались в подобных случаях девичьей памятью.
Каждый военачальник должен был действовать на своем месте: кто на суше, кто на море, кто в Европе, кто дома. Гудовичу выпада Анапа.
4 мая 1791 года его отряд, состоящий из 15 батальонов пехоты, 44 эскадронов кавалерии и трех тысяч казаков, имея при себе 36 полевых орудий, выступил к крепости. Кроме того, для усиления Гудовича из Крыма в Тамань был выслан и отряд генерал-майора Шица, насчитывавший 4 пехотных батальона, 10 кавалерийских эскадронов и 400 казаков при 16 орудиях. В движении отряды воссоединились под общим командованием генерал-аншефа Гудовича и, спокойно и достойно преодолев трудности похода по безводным местностям, палящую жару, летучие нападения кавалерии противника, дошли, наконец, до Анапы. И остановились верстах в пяти от нее — на высотах, дыбившихся двумя отдельными горбами по обе стороны речки Бугуры.
На левом фланге Гудовича на дальних высотах явственно просматривалась многочисленная вражеская конница, недвусмысленно показывающая всем своим видом, что удар во фланг и тыл штурмующим Анапу русским (если те паче чаяния все же решатся на сей штурм) не заставит себя ждать. Поэтому генерал-аншефу пришлось раздробить и без того не особенно значительные свои силы и выделить на прикрытие фланга особый отряд генерал-майора Загряжского.
После достижения подобной минимальной безопасности можно было и осмотреться (что и было проделано со всевозможным тщанием). Осмотр дал необходимое — уверенность в том, что крепость отнюдь не неприступна, и знание, как оную взять.
Анапа лежала на мысе, глубоко врезавшемся в жидкую переменчивую плоть Черного моря. Высоты, сбегающие к воде, на которых, собственно, и располагалась крепость, образовывали здесь плоскую возвышенность, резко низвергающуюся к берегу моря, что омывало укрепление с юга, запада и севера. Таким образом, для штурма оставалась одна сторона света — восточная, предохранявшаяся, в свою очередь, рукотворными преградами: земляным валом и довольно-таки глубоким рвом, частично выложенным крупными камнями. Четыре бастиона на валу давали возможность вести продольную оборону. Словом, для русских Анапа казалась давно уже привычной. Вроде бы и трудно, но, коли надо взять, — не устоит.
Помня о недружественной кавалерии на своем левом фланге, Гудович перед штурмом оставил обоз в вагенбурге, назначив и для его охраны Загряжского. Наряду с общим тылом. Затем оставшиеся силы были направлены к крепости. Левый фланг их боевых порядков смыкался с берегом моря, что на правой оконечности крепостного вала.