Появление красной «Нивы» замечено. Для опытного глаза Гоголадзе не составляет труда определить, кто перед ним. Тамада взмахом руки останавливает танцы, поднимает новобрачных, родственников, гостей и сам во главе колонны движется нам навстречу. Пораженные размахом встречи, мы несколько теряемся.
— Дорогой! Я знал, что ты приедешь! — раскрыв объятия, гудит Автандил.
Мы обнимаемся. Пока участники торжественной встречи перестраиваются в живописное полукольцо, тамада, радостно косясь в сторону Ольги, успевает шепнуть мне на ухо:
— Кто это?
Ситуация не оставляет времени на раздумья.
— Это… — начинаю я, надеясь, что некий голос свыше сподобит меня закончить фразу.
— Твоя жена! — догадывается Гоголадзе.
Ход его размышлений несложен. Эдакая прелесть может быть либо ангелом, либо супругой. Но нынче ночью в ангелов здесь не верят.
Участники этого короткого разговора столбенеют, каждый на свой лад. Я — от смущения. Почтенный тамада — от восторга. Не теряет присутствия духа лишь девушка. Она встряхивает головкой, чем приводит нашего огнеборца в состояние, близкое к экстазу, и представляется:
— Ольга.
— Добро пожаловать, дорогая Ольга! — грохочет Гоголадзе, и горы возвращают подобное обвалу эхо. — Добро пожаловать!
Он делает знак оркестру. Звучит что-то вроде марша. Чувствуя себя последним болваном, шепчу на ухо Ольге:
— Они приняли вас за мою жену. Надо исправить это недоразумение.
— Успеется, — улыбается она.
Улыбка адресуется всем, и каждый без зазрения совести относит ее на свой счет. В рядах лихих джигитов наблюдается массовое подкручивание усов. Два-три экземпляра покрупнее теснят своих соседей, занимая выигрышные позиции.
Тамада жестом останавливает музыкантов и приступает к представлению участников событии.
— Наши новобрачные. Посмотри, какие красавцы!
Действительно красавцы! Известный на всю Грузию животновод строен, как утес, и гибок, как лоза. Румянец на щеках известной на всю Грузию чаевода подобен розе на заснеженном склоне Эльбруса. Я жму руку жениху. Ольга обнимает невесту.
— Поздравляем!
— Спасибо! Спасибо, что приехали.
— Нателла, Софико, Сулико, Георгий, Зураб, Гоги, Эллочка, Григорий, дедушка Шота, Тамара, Шалва, Гиви, Кахи и маленький Самвельчик, — называет тамада.
Жму чьи-то руки, похлопываю по чьим-то плечам, меня целует какая-то игривая молодка.
— Очень приятно.
— Очень…
— …приятно!
— Очень!..
Раздвинув толпу, на передний план выдвигается толстый краснощекий молодец с усами в пол-лица, не упомянутый в вышеприведенном списке.
— Тариэл, — рекомендует молодца Гоголадзе. — По-русски не говорит, но очень хороший человек!
— Олег.
— Ольга.
Усач что-то бормочет, пунцовея до крайней степени, Держу пари, что его монолог адресован моей «женушке».
— Он говорит, что мой друг и гость — очень счастливый человек.
— Очень! — переводит Гоголадзе. — Он говорит, что жена моего друга и гостя — луна в небе. Между прочим, это самые высокие слова, какие мужчина может сказать женщине, — доверительно сообщает он Ольге.
Про себя добавляю: только не в присутствии мужа.
Нас приглашают к столу.
— Вы не находите, что тирада этого Тариэла даже в переводе звучит несколько вызывающе? — говорю я Ольге.
— А вы не волнуйтесь, — с достоинством отвечает девушка. — Я вам все-таки не жена. Кстати, Олег, — голос ее теплеет, — спасибо за то, что привезли меня сюда.
Мимолетно и как бы случайно Ольга касается моей руки, и этот жест примиряет меня с обществом вызывающих молодых людей, которые так и кишат поблизости.
Нас усаживают на почетные места рядом с новобрачными, и мы присоединяемся ко всеобщему молчанию, предваряющему тост тамады. Используя эту короткую паузу, чтобы приглядеться к собравшимся. Ничье лицо не привлекает внимания, а моя хваленая интуиция на сей раз безмолвствует. Сколь высоко ни оценивай здешнее гостеприимство, вряд ли стоит предполагать, что пассажиры «Волги» весь день донимали нас с единственной целью завлечь на свадьбу.
Убедившись, что тишина достигла нужной кондиции, Гоголадзе обводит присутствующих добрым взглядом и начинает:
— Для чего на свете живет человек? Ради богатства? Нет! Ради славы? Слава — пустой звук, если в жизни не было ничего, кроме славы. Ради того, чтобы дожить до ста пятидесяти лет и сказать: «Смотрите, люди, я самый старый среди вас»? Мне жаль такого человека. (Прадедушка невесты: «Правильно!»). Я хочу вам напомнить замечательные слова великого поэта:
(Оживление в зале).
Тамада поднимает свой бокал, глаза его сверкают, голос гремит:
— Давайте же в этот большой для новобрачных и для всех нас день выпьем за то, чтобы каждый из нас жил на земле столько, сколько ему положено, чтобы хорошо делал свое дело, чтобы радовался, глядя на детей, внуков и правнуков, и чтобы всегда были с нами мир, счастье и любовь! За вас, дорогие! (Возгласы одобрения.)
Воздаю должное ораторскому искусству моего, друга и намереваюсь воздать должное вину. Чокаюсь с Ольгой.
— За тебя, дорогая!
— За тебя, дорогой! — отвечает она бесцветным голосом, как и подобает примерной супруге.
Вино превосходно. Впрочем, человек, расположившийся напротив, на сей счет, по-видимому, иного мнения, ибо к бокалу он так и не притронулся. Он сидит и не сводит печальных глаз с Ольги. Это — небезызвестный Тариэл.
— Почему он все время на меня смотрит? — шепчет мне девушка.
— Вы ему нравитесь, — говорю я.
И тут же мне в голову приходит, что возможна и другая причина столь пристального внимания. Об этом я, естественно, умалчиваю.
— Ты, — поправляет она.
— Ты, — повторяю я.
Иной раз и малопочтенная роль эха не лишена приятности.
— Но ведь я замужем, — резонно замечает она, возвращая меня к интересующей ее теме.
— Разве это препятствие для мужчины?
— «Луна в небе»… Такие слова женщины помнят до гробовой доски. А он симпатичный, правда?
Стоит мужчине выдать «на гора» какой-нибудь дурацкий комплимент, и он уже симпатичный.
— Если бы он понимал по-русски, у него бы сразу улучшилось настроение, — говорю я.
Настроение у вашего визави не меняется, тем не менее мне кажется, что его способности к языкам Гоголадзе несколько приуменьшил.
Появляется тамада, делает знак рукой. К нам спешит веселая старуха с кувшином и краснощекий толстяк о двумя рапирами шашлыков. Автандил с поклоном преподносит нам по рапире и, заговорщически подмигнув мне, интересуется:
— Узнаешь?
— Неужели?..
— Он самый — наш бывший попутчик. Высший сорт! Ешьте, пейте, гости дорогие! У нас на свадьбе быть голодным и трезвым не полагается!
…Поздно ночью, когда самые стойкие еще сидят за столом и еще звучит песня, тамада провожает нас на ночлег. Открывает дверь, пропускает нас в какую-то комнату и говорит:
— Вам здесь будет хорошо. Отдыхайте. Пойду скажу этим головорезам, чтоб не шумели.
Осенив «чету» Никитиных улыбкой, Гоголадзе выходит. Мы остаемся вдвоем. Осматриваемся. Комната небольшая, интерьер выдержан в национальном стиле, стены покрывают ковры. Кровать, как и следовало ожидать, одна. Пауза затягивается. Молчание становится неловким.
— Вот они, последствия фиктивного брака в лучшем виде, — бормочу я.