— О том я допрежь тебя подумал, — сказал Аникей. — Развалим сарай — и все дела.
Какое–то время они работали в полном молчании, тщательно сшивая куски материи разной масти и размеров.
— Как одежда куклы цыганской, — заметил Крашенинников, оглядывая крылья.
— Лишь бы полетело, — заметил Багров.
Завершив работу, все трое, не сговариваясь, встали, молча оглядывая свое детище. У их ног лежала разноцветные крылья. Впрочем, пестрота не портила общего вида. Сооружение на вид получилось каким–то стремительным и легким.
Крашенинников перевел взгляд на петли, сплетенные из бечевок, которые в полете должны держать его под мышками, и парню почудилось, что он парит уже, летит там, в поднебесье…
— Чудо, — пробормотал Иван, не отрывая взгляда от диковинного сооружения.
— Какое же это чудо, други, ежели мы сами его сотворили, — тряхнул волосами Андрей…,
***
…Наверху было гораздо холоднее, чем внизу. А может, во воем виноват ветрище, который здесь свободно гулял, как ему вздумается, не ведая преград в виде изб да плетней.
Во всяком случае, Крашенинников уже через несколько минут полета продрог так, что зуб на зуб не попадал.
Впрочем, в первые мгновения Ивану было не до холода. Он сразу же понял, что конь ему попался необъезженный, к тому же норовистый, с которым хлопот не оберешься. Хотя инок Андрей и показал ему на земле, что к чему, но хитрую науку полета парню пришлось осваивать, можно оказать, на ходу, точнее–на лету.
Порывистый ветер дул прямо в лицо, обвевая разгоряченные от волнения щеки.
Подтягивая веревки, Иван быстро набирал высоту. Вскоре он всем телом ощутил множество воздушных сил. Они вились, словно невидимый дым, поднимающийся из печных труб. Иные из этих сил помогали полету, дуя в крылья, словно в паруса, другие заходили откуда–то сбоку, норовя сбить, а третьи и вовсе прижимали к земле. В этой круговерти нелегко было разобраться. Но Ивану повезло, и он смог вырвался на стены осажденной крепости.
Что касаемо любопытствующих, архимандрит решил так: говорить всем, что Иван опасно занедужил и лежит в монастырском лазарете. Проведать же его нельзя, поелику хворь заразная.
Темень вокруг поначалу была — хоть глаз выколи, уж такое времечко они подгадали для начала полета. Однако Иван начал кое–что различать далеко внизу.
Задумавшись о тех, кто остался в крепости, Крашенинников попал в нисходящий поток и едва не упал, однако, дернув нужную веревку, в последний момент успел выровнять крылья. Парня тряхнуло, как на хорошем ухабе, так что все косточки заныли, а лямки едва рук не вырвали, однако кверху он взмыл.
Крашенинников припомнил момент, когда он впервые оторвался от земли.
Перед эти они втроем развалили сарай Багрова, стараясь не поднимать шума. Затем вытащили крылья, которые на поверку оказались гораздо тяжелее, чем думал Иван.
Когда они находились на полпути к калитке, в полутьме за забором послышалось движение. Кто–то пробирался к дому. Трое замерли: случайный прохожий, хлебнувший бражки? Али какой лазутчик — говорят, их полно в крепости?
Шаги замерли у калитки. Затем кто–то осторожно постучал в нее.
— Эй, где вы там? — послышался приглушенный голос.
— Святой отец? — удивился Аникей, признавший голос архимандрита.
— Я, я это, — нетерпеливо подтвердил Иоасаф. — Отодвинь–ка щеколду.
Багров подбежал к калитке и отворил ее. В темноте, чуть–чуть разбавленной лунным светом, Иван увидел старца.
Инок сказал:
— У нас все готово.
— Вот и славно, — отозвался архимандрит. — Авось никого не встренем, улицы в сей час пустынны.
Они вышли со двора и осторожным шагом направились, как было договорено, к монастырю.
— Неужто сие возможно? — прошептал архимандрит.
— При таком ветре должна взлететь, святой отец, — произнес уверенно инок.
— Значит, по ветру полетит Ванюша, аки пушинка малая?
— Против ветра, — поправил Андрей.
— Ну–ну, поглядим. Дивны дела твои, господи, — пробормотал архимандрит. — А и горазд ты на выдумки. Откуда у тебя это?
Инок промолчал.
— Ладно, про то поговорить еще успеем, — решил старец.
— Тьма египетская, — буркнул Аникей, споткнувшийся о какую–то корягу. После этого все четверо какое–то время шли молча.
Из–за тучи выглянул краешек луны.
— Ах, не вовремя, — с сердцем проговорил Крашенинников. Больше всего на свете юноша боялся, что неслыханный его полет по поднебесью может не состояться.
Багров спросил:
— А стража?
— Услал я ее, — сказал Иоасаф. — Ну, живенько!
Вчетвером они понесли аппарат к полуразрушенной древней часовенке, которая стояла на высоком холме, в самом конце обширного монастырского подворья. По пологому склону холма можно было разбежаться для прыжка.