Николай Иванович внимательно слушал Мюллера. Временами кивком соглашался с этим шпионом–дипломатом, который замолкал лишь тогда, когда подносил к губам рюмку. А выпив, снова тихим неторопливым голосом продолжал рассказ.
— Встреча с Кустнером должна состояться у него на квартире. Вы представитесь ему немецким дипломатом Рудольфом Фальке. Он передаст вам анкеты на получение заграничных паспортов и кое–какие ценности. Вот письмо к Кустнеру, которое откроет вам сердце этого разведчика. Можете его прочесть…
Николай Иванович не спеша вытащил из конверта маленький, вчетверо сложенный листок и прочитал: «Дорогой Кустнер! Имейте доверие к подателю этого письма. Я ему все рассказал. Передайте ему все, что вы хотите сдать на хранение». Далее шла неразборчивая подпись.
— Кроме письма, — продолжал Мюллер, — вы должны запомнить пароль к Кустнеру. Вы скажете ему: «Мы познакомились с вали в Галиции». Он ответит: «Да, кажется, это было в 1915 году».
— Все ясно. Только прошу… — Николай Иванович несколько замялся, якобы подыскивая нужное слово.
— Говорите, говорите. Я вас слушаю, — быстро произнес Мюллер.
— Я прошу не забыть моих услуг для «великой Германии» и ее фюрера.
— Дорогой Рудольф Вильгельмович! Берлин многое знает о вас. Ваша поездка санкционирована руководством немецкой разведки. Гордитесь этим доверием. Фюрер не забывает своих верных сыновей. Скоро он отблагодарит вас за безупречную работу.
Кузнецов после этих слов, конечно, выразил благодарность за оказанное доверие. Вскоре они прощались.
— Успеха вам! — коротко пожелал Кузнецову при расставании Мюллер. Затем, улыбнувшись, добавил: — Ни пуха ни пера… Вроде так говорят русские.
На следующий день Николай Иванович был в НКГБ СССР. В обстановке, похожей на генеральную репетицию в театре, была досконально отрепетирована его новая роль — роль немецкого дипломата. «Актером» Кузнецовым «режиссеры» из Наркомата госбезопасности остались довольны.
На заводе Николая Ивановича с удовольствием включили в группу специалистов, отправлявшихся по служебным делам во Львов.
Через два дня в И часов Кузнецов и Егоров в разных купе прибыли в Черновицы. Николай Иванович взял извозчика, которых в то время было довольно много на привокзальной площади. Темно–серый в яблоках рысак домчал его до гостиницы «Палас», где ему быстро оформили номер.
В 15 часов Кузнецов появился на улице Мирона Костича, нашел небольшой домик под номером На и позвонил. Ему открыл среднего роста, плотный мужчина в синем костюме. Николай Иванович по описанию Мюллера узнал Кустнера. На вид Кузнецов дал бы Кустнеру лет пятьдесят пять, но от Мюллера он знал, что ему пошел шестьдесят второй год.
Кузнецов снял шляпу и поздоровался.
— Что вам угодно?
Николай Иванович отрекомендовался германским дипломатом Рудольфом Фальке, следующим в Москву. Затем он сообщил ему пароль и передал письмо.
Не задавая больше вопросов, Кустнер быстро прочитал письмо Мюллера и, радостно взмахнув руками, пригласил снять пальто и проводил Николая Ивановича в комнату.
В комнате был страшный беспорядок. Чувствовалось, что хозяин готовится к отъезду. Сели к столу. Кустнер хотел было поставить бутылку водки, но Кузнецов отказался.
— Господин Фальке, — проговорил Кустнер, — Мюллер сообщил мне о вашем приезде. Я ждал вас с нетерпением. Мне нужно отсюда бежать. Я много сделал за свою жизнь для Германии. Волею судеб я очутился в этой страшной стране. Десять месяцев, которые я прожил здесь, показались мне вечностью. Я не скрываю это от вас. Я боюсь за свою жизнь, боюсь за свои ценности, боюсь этих новых порядков в Северной Буковине. Бежать, бежать… И быстрей.
Кузнецов заверил Кустнера, что фюрер делает все, чтобы перебросить его в Германию. Тот кивнул и произнес:
— Я знаю. Мой опыт нужен немецкой разведке…
Николай Иванович посмотрел на него с некоторым почтением, в глазах у него сверкнула зависть. Кустнер заметил это. Он встал, выпрямился и уже в тоне приказа сказал: