— Да что вы, хлопцы, они и так еле тащатся, — ткнул он кнутовищем в сторону лошадей, которые, казалось, к нашему разговору тоже прислушивались и ждали, чем все закончится.
— Без разговоров! — гаркнул полицай на дядьку. И мне: —А ну, давай на телегу!
Я пробовал возмущаться, доказывать, даже угрожать полицаям, что немцы, мол, не погладят их по головке за такое беззаконие и неуважение к ихней печати. Но в ответ слышал одно:
— Лезай на телегу, ежели хочешь, чтобы мозги были целы!
Нечего делать, сел я на телегу, бросил с угрозой:
— Ну погодите, вам за это не поздоровится! Я пожалуюсь… я докажу…
Молчат, собаки, только самогонным перегаром дышат. Даже затошнило от его противного запаха, голова закружилась.
Едем долго. Только слышно шлепанье конских копыт по грязи, скрип давно не мазанных колес да надоедливое сопенье полицаев. Наконец обессилевшие лошади останавливаются. Я торжествую — вдруг они больше не тронутся с места? Но моя надежда оказалась напрасной, — отдохнув, лошади снова зашлепали по грязи. В отчаянии начинаю снова:
— Хлопцы, а хлопцы… Ну как вам не стыдно? Не валяйте дурака! Вон мне до дома рукою подать, а вы тащите черт знает куда. Отпустите, довольно шутить…
Будто не к ним, гадам, это относится.
— Отдайте документ… А то вот, ей-богу, спрыгну и уйду без него, вот честное слово.
— Прыгай, ежели пули захотелось…
Это было сказано таким тоном, что стало ясно: спрыгни — сразу всадят пулю в затылок.
Только перед вечером добрались мы до села Ч.
Полицейский участок посреди села, в бывшем помещении сельсовета. Привели меня туда и без допроса, без разбора — в кутузку. Не успел опомниться, как угодил за решетку. Сам себе не верил, что попал в такой переплет, только в затылке почесал. Да, подождут теперь разведчика в отряде…
Немного погодя все же опомнился и начал рассматривать, где нахожусь. И вскоре убедился, что выбраться отсюда не так-то просто.
Когда-то в этой комнате, по всему видно, находилась сберкасса, так как единственное маленькое окошко было заделано ржавой решеткой, массивная дверь обита железным листом, в ней прорезано узкое окошко. Через него, очевидно, принимались и выдавались деньги.
Ошеломленный, я простоял несколько минут у железной двери. Затем, придя в себя, стал изо всей силы колотить по ней кулаком.
Долго никто не отзывался. Наконец загремел засов.
— Чего стучишь? — уставился на меня сердитый взгляд. — В рожу захотел?
— Какое вы имеете право… Ведите меня к старшему!..
— Сиди, ежели посадили, — сухо посоветовал полицай, захлопывая окошко.
— У меня документы… У меня пропуск!..
Все жалобы и протесты напрасны. Увидев, что правды здесь не добьешься, я, как затравленный зверь, осмотрелся вокруг. И только когда ко мне обратился сочувственный голос, я понял, что не один сижу в этой проклятой клетке.
— Да ты успокойся, садись в компанию.
— Некогда мне сидеть, — отвечаю с сердцем, будто и в самом деле имею право сердиться и это может что-то изменить в моем положении.
Мои друзья по несчастью — а их четверо — только переглянулись. И я тут же сообразил, что им стоило бы посмеяться над моими словами, но, видимо, им не до смеха. Сажусь рядом с ними и начинаю жаловаться на полицаев, которые незаконно, вопреки написанному в моем пропуске, посадили меня в эту конуру.
— Отменены все эти пропуска, — пояснил один из моих соседей.
— Как отменены? — изумился я.
— Со вчерашнего дня. Позавчера еще по ним пропускали, а вчерась — баста. Ты им пропуск, а они тебя в каталажку. У нас такие же пропуска. Вот уж другой день сидим…
Двое из тех, что находились со мной в этой полутемной зарешеченной комнате, оказывается, так же как и я, шли с пропусками в свои селения. Я присматриваюсь к ним повнимательнее: кто знает, может, и у них был такой же дом, как у меня? Двух других арестовали в селе.
— Активистами нас признали. А какие мы активисты?
И в самом деле, заросшие по самые уши серой щетиной, эти двое походили более на дряхлых стариков, нежели на активистов.
— Ты, Стратон, положим, не говори. В комнезаме ведь был, да еще председателем. А вот за что меня упекли — ума не приложу.
У Стратона гневом сверкнули глаза.
— Скоро забыл, Иван, быстро у тебя из головы вылетело, как в магазине шило-мыло отпускал.
— Не я б торговал, так кто-нибудь другой…
— А кроме того, кое-что и еще было… Запамятовал?
— А ну, тише вы, самоеды, — набросился на них еще один из заключенных. — Пусть вон человек лучше расскажет: где бывал, что видал, что на белом свете творится…