— Куда, Бондарин? Обождите, выйдем вместе.
Хованский, упершись локтями в ящик, положил широкую голову на длинные и твердые, как колья, руки с толстыми, словно вожжи, жилами.
— Дмитрий Ильич, как вы относитесь к опере?
— Изредка бываю.
— Я не об этом, а о факте вашего отношения к оперной, равно и к симфонической музыке. Что вы скажете, лейтенант?
Голос — небрежный, насмешливый, будто дразнит этот лубяной голос.
— Ни разу не был в опере, товарищ подполковник. И вообще к искусству отношусь хладнокровно, исключая кровных коней.
Подполковник повернул к нему большую голову со сверкающими азиатскими глазками и подумал: «Ну да и мы не из пены морской родились, а из земли. Мы вас научим любить музыку». Он взял карандаш и провел им над головой.
— Слушайте!..
Он высоко, под потолок, поднял карандаш. Молчание воцарилось в землянке.
Наверху кто-то огромный и сверкающий жевал железными челюстями железо. Затем послышались такие звуки, словно лопались металлические пузыри. Запахло раскаленным металлом. Унылый, отдающий в костях звук, вопиющий об одиночестве, о смерти, поднялся и замер. Его сменила торопливая акающая бестолочь, вопящая о чьем-то неистовстве, исступлении…
Хованский опустил карандаш. И звуки, словно подчиняясь дирижерской палочке, неожиданно притихли. Коптилка качалась едва-едва.
— Что же вы услышали, Дмитрий Ильич?
— Канонаду, Анатолий Павлыч. Канонаду начинающегося столкновения за Бородино.
— Частности прочли?
— Прочел: мне предстоит много работы. Разрешите уйти?
— Слушайте! Начинается атака…
— Откуда вы взяли — атака? Я, слава богу, не маленький, слышу. Подготовка артиллерийская и та не началась, а он — атака!
Опять загремело, заухало, заохало.
Хованский, сыпя артиллерийскими терминами, высоким голосом стал выкрикивать итоги действий, которые он считал в громе боя. Лицо горело вдохновением.
Марк невольно залюбовался этим рослым офицером, разбирающимся в звуках войны, как в своей записной книжке.
— Резюмирую: атака с фланга была поручена батальону капитана Дашуна. Шляпа! Слышите? Ра-ра-ра!.. Наши отступили. Противник в прочной круговой обороне отражает атаки с любого направления. А? — Он указал, куда стрелять, сколько выпустить снарядов, а затем продолжал, обращаясь к Бондарину — Слышите?! Немцы перегруппировывают свои огневые средства, тянут их на меня, снимают с фронта. Ух, приободрился капитан Дашун! Смотрите, лоб вытирает. Лоб вытирает, а?!
Он вытер лоб, как, несомненно, вытирал его капитан Дашун. Всякому другому — но не Марку — подполковник мог показаться пьяным или рехнувшимся. Марк же понимал, что такое яростная и вершинная страсть.
— Рождается новая, решимость биться! Дашун оставляет на фланге одну роту, она ведет — слышите?.. — огонь. С двумя другими капитан крадется к опорному немецкому пункту с фланга. Использован танковый десант, не так ли? Слышите? Браво, капитан, брависсимо! Три танка и следовавшие за ними сибиряки… это они так четко, ровно стреляют!.. Бондарин, берите трубку и узнайте результат атаки капитана Дашуна. Атаки!..
— Не было атаки, — упрямо твердил Бондарин.
— Была. Берите трубку на «Орел»!
Бондарин спросил. Кладя трубку, сообщил — не без почтения:
— Ваша правда. Подразделения капитана Дашуна ворвались в населенный пункт и ликвидировали немецкий гарнизон.
— Умею я читать партитуру, Бондарин?
— Опыт.
— Здравствуй, стаканчик, прощай, винцо! Спорить мне с тобой некогда: сейчас немцы на меня всю свою злость обрушат. Надо пойти к ребятам. Пойдем, Бондарин?
— Я к себе, в медсанбат.
Они вышли из землянки.
Подполковник угадал. Гул орудий заметно приближался к позициям полка. Правильный, огромный, с едва уловимыми пролетами тишины, он сжимал сердце и наполнял чернотою жилы. Подбежал Никифоров, комиссар полка:
— Товарищ подполковник, противник сосредоточил против нашего полка все свои огневые средства!
— При известных условиях есть возможность их уничтожить, — ответил Хованский.
Он вплотную приблизился к Марку.
— Каково здоровье, лейтенант, как сможете?
— Сможется, товарищ подполковник, — отозвался Марк. — Прошу дать место в бою.
— Назначаю командиром третьей батареи, лейтенант! Вместо убитого Матвеева. О твоем отце слышал. Нешаткий был мужчина, окончательный! Поживем изрядно и мы. Ухожу и приветствую. На всякий случай передаю тебе тайну музыки: основой действия боя должно быть стремление атаковать во что бы то ни стало. И атаковать… как? Со-о-окрушительно-о!