Родом он был из Тюрингии. Солдатом прошел через многие страны Европы. Летом 1942 года в его ранце была найдена листовка с цитатами Сталина. Солдата сразу же приговорили к двум годам заключения, а могли бы и вообще лишить жизни. Хорошо еще, что трибуналу не удалось доказать, что эту листовку он сам подобрал.
Фред с тревогой думал о том, почему солдат вдруг так разоткровенничался с ним. И вообще сокрытие пропагандистских листовок каралось смертной казнью. Да и кто на самом деле этот человек?
— Я с листовками никакого дела не имел и не желаю иметь, — дипломатично ответил соседу Фред.
— Я понимаю, что ты мне не доверяешь, — согласился с ним Фюрбрингер. — Но пойми и ты меня: мне бы хотелось знать, с кем рядом сплю.
Проходили дни, и однажды, когда они остались в камере одни, Фюрбрингер спросил Фреда:
— А тебе известно, что 6–й немецкой армии больше не существует?
— Сунут в то место какую–нибудь новую, — помолчав, заметил Фред. — Потом это только болтают, а точно никто ничего не знает.
Фюрбрингер беззвучно рассмеялся и, наклонившись к Фреду, зашептал:
— Это не болтовня… Русские войска уже подошли к Курску и Харькову. Мы же все время болтаем о сокращении линии фронта. Так, видно, будет до тех пор, пока русские не дойдут до Бранденбургских ворот!
Фред и сам думал нечто подобное, однако вслух делать такие выводы побаивался.
— Да ты сам не знаешь, что ты говоришь! Русские у Бранденбургских ворот?! Да как же это возможно? Уж не коммунист ли ты?
— Носить в рюкзаке листовку или оказать помощь русским — это еще не значит быть коммунистом!
Фред здорово перепугался. Лишь через несколько минут, снова обретя дар речи, он пробормотал:
— Но ведь это были детишки. Потом, откуда тебе об этом известно?
— У тюрьмы есть тысяча ушей и тысяча языков.
Молча они пролежали до полуночи, когда Фред вдруг решился и рассказал соседу свою историю.
Неделя шла за неделей. Днем тяжелая работа, а по ночам тайные доверительные разговоры. Постепенно Фред проникся к Антону, который был старше его лет на тридцать, доверием. Однако он все еще не мог понять, кто же такой Антон. И однажды, когда они заспорили о целях этой войны, Фред не выдержал и спросил:
— Признайся, ты красный?
— Из чего ты это заключил? Уж не из того ли, что я сижу в тюрьме? Или оттого, что я одобрил твой поступок, а? Ни для того, ни для другого не требуется быть коммунистом. Да знаешь ли ты вообще, что такое коммунизм?
— Не знаю и знать не хочу! — вскипел Фред. — Я хочу выйти из этих стен живым, понимаешь ты или нет?
— Я тоже, — сказал Антон. — Но нам нужно думать и о том, что будет после нас.
Долгими томительными ночами Фред думал о том, что же будет потом. Перешептываясь с Антоном, он постепенно просвещался политически. Правда, бывали моменты, когда в нем снова просыпалось недоверие к Антону, тогда он по нескольку дней не разговаривал с ним. Но постепенно у него накапливались вопросы, и он снова обращался за ответом к своему соседу.
— Когда все здесь кончится, мы должны подумать над тем, как мы должны жить после войны. Понимаешь?
— Ты так говоришь, как будто это зависит от меня или от тебя? — с сомнением спросил Фред. — Ничегошеньки от нас с тобой не зависит. Несколько лет назад был у меня друг. Человек он был честолюбивый и потому работал как вол, хотел, чтобы его заметили. Какое–то время все шло хорошо, а потом — все плохо: зарплата постепенно падала вниз, рабочие ругались, ругали прежде всего его, а потом вообще возненавидели…
— Нам нужно научиться думать, — перебил Фреда Антон, заложив руки за голову. — Если мы этого не сделаем и не научимся думать, тогда нам плохо придется… А самое Главное, мы должны научиться любить, да, да… любить. Понимаешь?..
— Ты все фантазируешь, — с усмешкой заметил Фред. — Любить нельзя научиться, как мы учимся читать, например, или писать.
— А разве мы не научились ненавидеть? — заметил Фюрбрипгер. — Не станешь же ты утверждать, что в нас вечно жила ненависть против французов или против русских? Но нам нельзя полностью научиться ненавидеть. Нужно только сделать так, чтобы наша ненависть попала в правильную цель, против тех, кто развязал эту войну…
Так постепенно, день за днем Фред созревал политически.
* * *
Ночь выдалась свежей и ясной. Впереди колонны штрафников и позади нее шло по взводу охраны. Шли молча, лишь иногда позвякивали лопатами.
Вскоре дорога пошла на подъем, который становился все круче и круче. На горизонте кружился разведывательный самолет. Он то приближался, то удалялся, а затем, как только зенитки стали бить по нему, совсем скрылся.