— А как же появился мужчина в гражданском возле западных пограничников, которого вы раньше не видели?
— А я откуда знаю, — почти грубо огрызнулся Венде. — Ты что, не знаешь, какая там местность: целая рота подойдет к границе и то не увидишь!
— Я это прекрасно знаю. А вот ты–то утверждаешь, что там никого не видел. Может, ты объяснишь, как нарушитель может обойти сигнализацию, если он не знает, где именно она находится. К тому же при смене ты не сдал как положено пост. Это не порядок! Если бы ты это сделал, тогда нам сейчас не пришлось бы гадать на кофейной гуще.
Унтер–офицер Йонас внимательно слушал перепалку пограничников. Его раздражали настойчивые вопросы Шустера.
«Куда он клонит? — думал Йонас. — Говорит он так, как–будто все давно ясно. Я прилагаю все силы для того, чтобы отделение заняло хорошее место в соревновании, а тут на тебе! В конце концов, Венде может доказать, что он ничего не видел. Лишь бы они мне не испортили результаты соревнования».
Как только Шустер кончил говорить, унтер–офицер попросил дать ему слова.
— Я думаю, — начал он, — что до сих пор Венде исполнял свои обязанности не хуже любого из нас. Он находился в секрете как раз напротив прохода в минном поле. Нужно было спать, чтобы не заметить, как кто–то у тебя под носом переходит границу. — Унтер–офицер оглянулся, наблюдая за эффектом своих слов. — Я не имею оснований не доверять ефрейтору Венде. Потом не забывайте и о том, что у нас идет соревнование.
— Соревнование — это не самоцель, — не отступал от своего Шустер. — Оно должно помогать нам лучше охранять государственную границу, а если это не так, тогда мы можем нести службу, сидя на печке.
— Вы меня не агитируйте, товарищ штабс–ефрейтор. Я прописные истины и без вас знаю! — вспыхнул Йонас.
— Тихо, товарищи, тихо! — прервал лейтенант спор. — Будем корректны. Товарищ Гейман, а вы что можете сказать по данному поводу?
Фриц немного испугался и быстро вскочил с места.
— Все было так, как объяснил здесь ефрейтор Венде. Абсурдно утверждать, что переход границы произошел как раз на этом месте. Овчарка никого не подпустит к себе на целый километр. Потом, насколько мне известно, в нашем отделении еще никогда не было такого случая, чтобы на его участке была нарушена граница. Я думаю, сначала надо посмотреть, как несут службу солдаты взвода, который сменил нас.
— Хорошо, товарищи, я доложу о нашем собрании командиру роты. Все свободны. Товарищ Йонас, вы останьтесь!
* * *
Лейтенант пригласил унтер–офицера к себе в комнату.
— Садитесь, — предложил офицер и сел сам. — У меня лично такое чувство, — задумчиво произнес он, — что вы всеми правдами и неправдами стараетесь снять всю вину со своего отделения.
— Вина пока еще не доказана, — сказал Йонас. — Совсем не доказана. Все пока в стадии предположений.
— А следы? Разве это не факт? Следы, правда, можно смыть. Но сам–то нарушитель остается. Не так ли, товарищ унтер–офицер?
— Этого никто не оспаривает. Я просто не вижу доказательств, что этот случай произошел как раз тогда, когда на посту стояли мои люди. За своих людей я ручаюсь!
— А за себя самого?
— . Как так? Я вас что–то не понимаю! — удивился Йонас.
— Почему вы приказали устанавливать тайную сигнализацию засветло? Ведь вся местность хорошо просматривается с той стороны.
— Почему?
— Да, почему?
— Так всегда делали…
— И вы приказали сделать это днем?
— Нет. Я полагал, что наряд и сам догадается, когда это лучше сделать.
Лейтенант горько усмехнулся.
— Товарищ Йонас, я, кажется, не раз объяснял вам, что перед нами находится опасный и коварный враг. Теоретически вы это понимаете. До сегодняшнего дня я тоже готов был ручаться за своих унтер–офицеров, потому что считал, что вы действуете так, как говорите.
Йонас сначала хотел выговориться, но затем вдруг замкнулся в скорлупе молчания.
«Он или вообще не поймет меня, или же поймет не так, как нужно, — подумал он о лейтенанте. — Странно, как будто мы не оба с ним несем ответственность. Вот уже четыре года я служу на границе, и ничего…»
— Товарищ лейтенант, — заговорил он наконец, — вы не раз проверяли степень подготовленности моих подчиненных и никаких серьезных ошибок не находили.
Раувальд чувствовал, что Йонасу нужно дать время подумать.
«Ты, конечно, прав, когда говоришь, что я не раз проверял, как ты проводишь занятия с солдатами. Себя и своих солдат ты показать умеешь. Этого никто не отрицает. Только я просмотрел то, как ты обходишься с подчиненными, как ты их воспитываешь. И быть может, твои солдаты стали такими же, как и ты сам. Трудно, очень трудно увидеть собственную ошибку и признать ее».