По пути к Митаве были уничтожены заградительные боны и расчищен фарватер для следования транспортных судов. Видя превосходство русских речных сил, французы покидали свои укрепления, бросая в них артиллерийские орудия и снаряды[184]. Это было обусловлено тем, что французские войска не имели достаточно сил и средств, чтобы сдерживать наступление отряда канонерских лодок, так как все свои силы они бросили на борьбу с нашими сухопутными войсками. Речных боевых кораблей у них не было за исключением переправочных средств, которые не имели артиллерийского вооружения. Кроме того, экипажи их судов не были обучены вести боевые действия на речном театре военных действий. Все это вело к тому, что противник, желая сохранить свои суда и личный состав, был вынужден без боя оставлять свои позиции. В итоге Митава была оставлена неприятелем, как и остальные его форпосты — Шлок, Дублинг, Бильдринсгоф.
В оставленной Митаве осталось много продовольственных припасов, оружия, обмундирования, и другого важного армейского имущества. Все это предназначалось для штурма и овладения Ригой. Также было оставлено много флотского имущества, корабельных снастей, средств для наведения мостов и переправ. Среди захваченных трофеев были даже корабельные якоря. Вот лишь неполный список трофеев, составленный контр-адмиралом Моллером: «четыре медных 24 фунтовых орудия, 390 пушечных ядер, 12 жестяных корпусов и шесть полубочек картечи, 1340 шуб, 54 куска серого сукна, 49 овчинных шкур, 25 ружей, 20 штыков и много других неподдающихся счету объектов»[185]. Все эти трофеи оказались в распоряжении экипажей балтийских канонерских лодок и были доставлены в освобожденную нашими войсками Ригу.
Далее флотилия отправилась на зимовку в Свеаборг. Часть канонерских лодок была оставлена в Риге для возможной повторной обороны города. Причем это объяснялось не только вполне обоснованными опасениями повторений попыток овладения городом со стороны наполеоновских войск. Была реальная опасность того, что Швеция может нарушить перемирие и потому она представляла определенную опасность для российских войск в Прибалтике.
Некоторое количество канонерок было оставлено на зимовку в районе острова Эзель для защиты Динамюндской крепости. Именно там за сто лет до нашествия Наполеона, во время Северной войны принял свое боевое крещение российский парусный флот. И вот теперь снова волею исторических судеб в данном месте наша речная флотилия защищала западные рубежи России. Таким образом, в 1812 году флотилии канонерских лодок на Западной Двине и Аа полностью выполнили свое предназначение, не только обеспечив прочность обороны Рижской крепости, но и создав преграду для дальнейших действий со стороны неприятеля.
В результате описанных действий российские сухопутные войска воспользовались отступлением французов и начали наступление на Полоцк. Этот город тогда являлся важным опорным пунктом для дальнейшего вражеского наступления на Северо-Западном направлении, представлявшего непосредственную угрозу столице империи. Поэтому наступление наших войск на Полоцк положило начало отступлению сил противника от западных границ России.
К сожалению, правительство Александра I оценило эти заслуги моряков-балтийцев лишь спустя много лет. Этой невнимательностью и неуважением заслуг моряков Балтийского флота со стороны представителей власти был возмущен командующий Балтийским флотом вице-адмирал Шешуков, о чем он написал в письме к военному министру в январе 1813 года. В частности в нем говорилось о том, что необходимо, прежде всего, наградить моряков, принявших участие в боевых действиях. В отличие от экипажей канонерских лодок, внесших немалый вклад в благополучный исход боевых действий в Прибалтике, армейские части, участвовавшие в обороне Риги, были удостоены наград[186]. Наибольшую помощь экипажи канонерок оказали соединениям генерал-лейтенанта Эссена, не дав противнику отрезать его войска от баз снабжения и частей пополнения личным составом. Их активные действия решили исход сражения под Ригой в нашу пользу и способствовали стабилизации положения. Однако император не отметил данное обстоятельство, чем вызвал непонимание и даже возмущение у командования речной флотилией канонерских лодок Балтийского флота.