В понедельник я прибыл к Агееву со своими документами. Полковник перелистал их:
– Так – метрика, все в порядке; свидетельство о крещении по православному обряду – тоже; а вот что же вы, дорогой мой Александр Павлович, университет по второму разряду закончили? Я ведь был уверен, что вы, с вашими-то знаниями, закончили одним из лучших, по первому разряду, – укоризненно посмотрев на меня, сказал полковник. – Ведь по второму разряду вы при поступлении на государственную службу только на чин XII класса можете рассчитывать, то есть на чин губернского секретаря, а вот если бы по первому – тогда сразу на чин X класса, коллежского секретаря. И, перепрыгнув за заслуги через чин титулярного советника, вы вполне бы могли претендовать на чин VIII класса, то есть на чин коллежского асессора, что я и хотел вам добыть.
Но, видя, как вытянулось мое лицо, ведь дед уже отрекомендовал меня своим партнерам как асессора, продолжил:
– Да полноте, не расстраивайтесь раньше времени. В государственных делах важно, как бумаги написать, да как и когда их подать, – утешил меня полковник, – а уж за мной, и особенно за Николаем Николаевичем Обручевым, в этом дело не станет.
– Про заслуги ваши распишем, а они у вас на двух асессоров потянут, про орден за изобретательство и как этим нос утерли англичанам, про испытания пламенем и болью, что Бог вам послал пройти, про то, что перед лицом смерти не дрогнули и в лицо врагу посмеялись, про все упомянем.
– Сергей Семенович, – прервал я описание моих подвигов на ниве изобретательства и в борьбе со шпионами, – а ведь я еще одну штуку, кажется, изобрел. Вот пока ехал в Петербург и придумал, – и я протянул листки бумаги полковнику.
– Что это? – спросил Агеев. – Какие-то черточки, схемы, стрелки, формулы.
– Это, Сергей Семенович, счетно-вычислительная машина, работает на электричестве, собрана из пяти сотен телеграфных реле, которая считает быстрее лучших вычислителей-математиков и не делает при этом ошибок. На мой взгляд, эта машина пригодна для шифрования и дешифрования сообщений. Обычно у шифровальщика уходит какое-то время, чтобы зашифровать сообщение и передать его по телеграфу, потом его принимают и расшифровывают, на что тоже уходит время. С момента начала шифрования и получения уже расшифрованного сообщения проходит определенное время, зависящее от величины передаваемого сообщения и квалификации шифровальщика. Ведь если пользоваться нынешними средствами шифрования, то решение Петербурга может прийти слишком поздно.
– Да, скорость сообщения между штабами имеет значение, – ответил Агеев, – а что ваша машина могла бы сделать?
– А вот что, – приободрился я, видя, что полковник задумался. – Практически обеспечивать диалог между, например, начальником штаба Варшавского военного округа и начальником Главного Штаба, причем шпионы, даже если они подключатся прямо к линии, ничего не поймут в абракадабре цифр. Коды менять несложно, для этого есть машина-программатор, использующая вот такие карточки, – я нарисовал заранее, как выглядит перфокарта[5]. Такая карта – как приказ машине выполнять действия в строгой последовательности. Кроме того, машину-вычислитель можно использовать для сложных инженерных расчётов, например в кораблестроении и для стрельбы на дистанции, когда цель не видна, например поставить вычислитель на батарее двенадцатидюймовок в каком-то из фортов Кронштадта, глубоко в каземате, и батарея успешно будет крупнокалиберные снаряды за горизонт швырять, причем не просто так, а накрывая движущуюся цель. Перед этим машина поможет составить таблицы стрельбы для артиллеристов, что с большой вероятностью обеспечит поражение цели. Да мало ли какие расчёты она способна выполнять – любые, где нужно оперировать огромными объемами цифр, и сделать это быстро, например, в статистических отчетах и переписи населения Империи.
– Очень интересно, Александр Павлович. Если вы не против, я сегодня же доложу Николаю Николаевичу, только перед этим встречусь с шифровальщиками, вдруг у них что-то подобное уже есть.
Агеев забрал мои документы и, спросив разрешения, взял с собой бумажки с чертежами и рисунками, обещав вернуть. Потом я поехал в Михайловскую академию, где узнал, что Панпушко на полигоне, оставил ему записку и попросил передать ее штабс-капитану по его возвращении и пошел к медицинским химикам. Меня принял Дианин, довольно приветливо, и сказал, что испытания препарата СЦ успешно продолжаются, сейчас его применяют при хирургическом лечении рваных и размозжённых ран, после их хирургической обработки и удаления пораженных тканей засыпают порошок внутрь раны, а потом обновляют присыпки при перевязках. Больные идут на поправку гораздо лучше, чем при обычном промывании карболкой и наложении повязки с той же карболовой кислотой. Я сказал, что остановился в «Астории», и попросил, если будут какие-то новости, информировать меня. Также я напомнил профессору о нашей договоренности относительно стажировки на кафедре двух-трех химиков из Москвы при условии, что я беру на себя их содержание. Дианин согласился и сказал, что сообщит приват-доценту Северцеву о его будущих стажерах. Я сказал, что они могут быть уже через три-четыре дня, и за время стажировки они должны будут освоить самостоятельный синтез СЦ, на мой взгляд, на это уйдет не более недели.
5
Перфокарты применяли еще в машинах Жаккарда для выделки плотной ткани с рисунком, с тех пор такая ткань называется «жаккард», на металлических пластинах пробивали отверстия по двоичному коду: есть отверстие – нет отверстия, то есть машина Жаккарда была программируемым станком задолго до появления ЭВМ, еще раньше в счетной машине Беббиджа был также реализован двоичный код – это была уже механическая счетная машина, работающая по заданной программе, позволявшей делать различные математические вычисления.