Беги, кролик, беги!
Круговорот лука в Харькове.
Позвонила соседка (незнакомая лично, только по чату). Ей бог послал мешок лука, она отсыпала лука мне, а я — волонтеру, который привез мне лекарства.
Волонтеры — настоящие герои, работают много и достаточно эффективно.
Снова грохот, но на этот раз бьют наши — по русне.
Как закалялась сталь…
В университете я узнал, что Шевченко издается с пропусками, дабы не обижать русню. Узнал и что именно из его стихов ныне запрещено. Однажды повезло, в букинистическом нашел большой желтый том — «Кобзарь», изданный при Шелесте. Там среди прочего был «Великий льох» и «Стоїть в селі Суботові». Купил и лично вписал на поля «За що ми любимо Богдана».
А еще было смешно читать перевод «Гайдамаков» на русский язык. Кого резали Гонта и Зализняк? Правильно, купцов.
Пушкина тоже запрещали, но — похабщину. Есть разница.
Впереди очень тяжелая ночь. Продолжает холодать, а половина города без отопления. Господи, Ты все видишь!
По-прежнему очень тяжелые новости. И ничего не сделаешь, ничего.
Утешает одно — русню продолжают убивать.
12 марта
(день 17)
Ночью звонил давний-давний знакомый из Литвы, задавал наивные вопросы. Мол, трудно найти достоверную информацию. Он — оптимист. Легко быть оптимистом в Литве!
Опять сказки народов мира о тысячах (16 тыщ!) иностранных добровольцев. Интересно, хоть десяток реально воюет? Зачем такое нужно, ясно и понятно, но легче на фронте не станет.
Уже совершенно очевидно, что реальной помощи, кроме некоторого количества оружия, от Запада нет и не будет. Традиция! В свое время они все легли под Гитлера — и лежали до самого 1945 года. Кроме Британии, конечно, но сейчас нет не только Черчилля, но и даже Чемберлена.
Борцы за права человека, угу.
Ладно, но поляки что себе думают? Им-то 1939-й ой как памятен! Неужели и они спеклись?
Над городом ясное небо, солнце — и мороз. Как будто Пуйло заморозил весну.
Над всей Украиной безоблачное небо…
И понятно, стреляют.
Грохочет, грохочет, грохочет… «А правда вас обстреливали из Градов», — спросил меня мой наивный литовский знакомый. Правда, правда.
Тем не менее, жизнь продолжается.
Возле одной из очередей появляются наши солдатики, с оружием, при полной выкладке.
— Слава Украине!
— Героям слава!
В продовольственных стало чуть больше товаров. Есть даже мясо, но такое, как при СССР. Кефир! Кошачий корм! А собачий? А этого нет.
Но — очереди, иногда по часу и больше только в кассу.
Проблема проблем — наличные деньги. Раньше можно было получить в тех же кассах, теперь — нет.
Тем временем русня перебрасывает свои войска из Сирии, видать, резервы на исходе. Как бы теперь Асада не зарезали, а ведь он поддержал их войну!
Умри, русня!
Тесен мир. И время по кругу.
Звонят волонтеры.
— Привет! Это я, Маша!
…в которую я был влюблен в 10-м классе, такой же холодной весной. Стихи писал. «Чем дорожили, что любили мы — все целиком огню мы отдадим. Желанья, радости, страдания, мольбы — все дым, все дым!» От тетрадки, где я это писал, не осталось даже пепла.
Эвакуационный верлибр
В метро своя жизнь. Как выразился один из обитателей, словно в одесском дворике.
Собак выгуливают в тоннелях, и сами там гуляют. Есть самый минимум удобств, раздают еду. Связь тоже есть, мой коллега регулярно шлет мне весточки.