Только соли у нас почти никогда не водилось. Один раз бабушка ходила в Усмань на базар за солью и купила целый стакан за сто рублей. А оказалось, что это не соль, а удобрение какое-то.
А вкусней всего – молоко. Осенью Анна нам давала по кружке, а когда мы остались на всю зиму, перестала наливать даже Светке. И каждый день напоминала бабушке про ложечку:
– Это вам не на базаре ложечкой пробовать.
Я с бабушкой до войны часто ходил на базар. Она всегда брала с собой чайную ложечку. Ей капнут из бидона или из корчажки в ложечку, она попробует и, если молоко хорошее, не пригорелое, спрашивает, сколько стоит.
Анна тоже на тех рядах молоко продавала, но мы ее обходили, никогда у нее не покупали. Один раз только нарочно подошли. Анна говорит:
– Здравствуйте!
А бабушка ей молча протянула ложечку для пробы, как незнакомой продавщице. Попробовала – и как сморщится, как плюнет на землю. И ложечку два раза отряхнула, как градусник. Молоко оказалось пригорелое.
А теперь бы хоть пригорелого, хоть какого. Но Анна злопамятная, она говорит:
– Это вам не ложечкой пробовать.
Как мама уйдет, она доводит этой «ложечкой» бабушку до слез. И совсем довела. Бабушка вдруг стукнулась перед нею коленками об пол. Сама уже на коленях стоит, а сама спрашивает:
– Ну, хочешь я перед тобой на колени стану и прощения попрошу?
– Не хочу.
– Прошу прощения у этого дома и у всех крестьян.
Но Анна сказала, что не хочет, и не захотела. Бабушка зря стояла, все крестьяне ее, может, простили бы, а Анна не простила. Про ложечку вспоминать перестала, зато на другом подловила…
Мама получила в лесхозе немножко муки. Можно оладьи испечь, но оказалось, что нечем подмазать сковородку. А у Анны имелось специальное блюдечко с маслом и куриными перьями, связанными в пучок. Надо макать перья кончиками в блюдечко и мазать сковородку. Бабушка постучалась в комнату к Анне и объяснила:
– Вот оладьи хотелось испечь, Валентина немножко муки получила, но нечем сковородку подмазать. Вы не дадите?
– Возьмите, – сказала Анна.
– Спасибо… А где?
– В сенях.
Бабушка долго шарила в сенях и не нашла блюдечка с перьями. Она вернулась замерзшая, опять постучалась.
– Анна, я не нашла.
– Там же под лавкой стоит в коричневой банке.
– Солидол?
– Да.
– Так ведь это же колесная мазь.
– Не мазь, а чистый солидол, – разъяснила Анна, и бабушка поняла, что она не шутит. – Таким в городах на хлебозаводах формы смазывают. Первый раз слышите, что ли?
Мы слышали не первый раз, мама как-то принесла горбушку городского хлеба, и корочка у него, действительно, попахивала солидолом. Бабушка засомневалась, может, правда, взять для подмазки из коричневой банки, но потом растерянно покачала головой:
– Нет, я так не умею.
Мне очень хотелось оладушков, и когда мы забрались на нары отдохнуть от переговоров, я предложил:
– Бабушка, а давай попробуем солидолом?
Но у нее от растерянности совсем обвисли щеки, и она повторила:
– Нет, я так не умею.
Тыква
В лесхозе прекратились всякие работы, и мы остались совсем без ничего. Снег выпал, и стали гулять метели по полю, где мама потихоньку копала свеклу. Мы ее томили в печке маленькими кусочками. Они становились еще меньше и делались такими сладкими, что с ними чай можно было пить. Бабушка и пила по две кружки.
Когда снегу было не так много, мама все равно выходила в поле за добычей. Что-нибудь откопает: или мерзлую картошку в старых лунках, или свеклу. А начались метели, все так позасыпало, что не только старую лунку – грядку не найдешь.
Бабушка сидела у окна и смотрела, смотрела не отрываясь. Она так долго смотрела, что у нее начали слезиться глаза. Я не люблю, когда бабушка плачет, я потрогал ее за плечо:
– Бабушк, что ты делаешь?
– Ничего, смотрю в окно.
– А зачем смотришь?
– Решаюсь, – она вздохнула и повернулась ко мне. – Пойдешь со мной?
– Куда?
– Только мама не должна этого знать.
Мы велели Светке сидеть смирно, оделись потеплее и пошли в соседнее село. Я хотел взять с собой саблю, но бабушка сказала:
– Оставь, не на войну идешь – побираться.
Дорога между нашим селом и соседним была ненаезжена, мы месили, месили снег, пока добрались. У крайней хаты постояли, бабушка помолилась на трубу, из которой шел вкусный дым, попросила бога нам помочь. Потом вспомнила про меня:
– Пошли?
Мы постучались, но дверь оказалась незапертой. В сенях – никого. Бабушка постучала в другую дверь, которая вела в комнаты, а когда она заскрипела петлями, сильно подтолкнула меня вперед, испуганно пряча глаза, прошептала:
– Проси! Ты маленький, тебе легче.