– Жрать хочешь?
– Хочу, – не задумываясь, ответил я и посмотрел на него снизу вверх.
– Я и сам хочу, – вздохнул он, сплюнул и наступил ногой на мой город, на крайнюю башню.
Я не обиделся и ничего ему не сказал. Он был в два раза длиннее меня и худее и, наверное, хотел есть в два раза сильнее. Я вспомнил, что бабушка получила хлеб на завтра, и, чтобы подружиться с ним, предложил:
– Хочешь, принесу кусок хлеба? Я сейчас.
– Только быстрей! – крикнул он мне вслед.
Я прибежал домой, сунулся сразу в шкаф и уже отломил горбушку, но унести не успел. Вошла бабушка и отобрала.
– Это что еще такое? – сказала она.
Лешка поджидал меня у кучи с песком.
– Ну, что? – спросил он.
– Бабушка не дала.
Он сглотнул слюну, медленно затоптал по очереди все башни моего города и мосты и предложил:
– Пошли со мной.
Я не стал спрашивать, куда, отряхнулся и пошел. По дороге Лешка все время срывал листья и траву, жевал и зло выплевывал. Он здорово хотел есть и ничего не мог с собой поделать.
– Яблоки любишь? – спросил он у меня.
– Люблю.
– Я тоже люблю.
И сплюнул, и принялся жевать лист. Я подумал: может, мы в сад за яблоками идем? А оказалось, мы идем охотиться на воробьев.
– Держи, будешь мне подавать по одной, – сказал Лешка и высыпал в горсть маленькие гладкие камешки.
Один он сразу зарядил, и мы стали красться к дереву, на котором сидела стайка воробьев. Пращ у него был хороший, сделанный из противогазной резины. Он растягивал его медленно и, приближаясь к дереву на полусогнутых ногах, все приседал, приседал. Камень щелкнул по листьям, стайка улетела, но через мгновение листва опять зашуршала, и на асфальт упал воробей.
– Подбирай! – приказал Лешка.
До вечера мы подбили еще двух воробьев. Стрелял он очень метко. Я безропотно подбирал добычу и подавал ему камешки. Мы вернулись домой усталые, и я полез в карман, чтобы отдать ему воробьев, но он сказал:
– Вместе охотились, вместе и варить будем.
Тут подбежала Светка:
– Эдик, покажи, что у вас, покажи.
– Иди отсюда, – попробовал я ее прогнать.
Но она не уходила.
– Ладно, пусть, – сказал Лешка, – она тоже жрать хочет. У вас есть таганок?
Я притащил таганок, мы развели под ним костер, поставили котелок с водой кипятиться и начали общипывать воробьев.
– На каждого по одному, – мрачно сказал Лешка.
А потом мы сидели вокруг костра, как настоящие охотники, смотрели, как в кипящей воде воробьи гоняются друг за другом, и ждали, когда они сварятся. Светка тоже терпеливо сидела на корточках и заглядывала в котелок.
С дежурства возвратилась мама. Она подошла к костру:
– Что вы делаете?
– Воробьев варим, – пропищала Светка.
Мама наклонилась над котелком.
– Зачем варите?
– Есть, – объяснила Светка.
Мама молча посмотрела на нее, на меня, на Лешку, взгляд у нее становился все опаснее и опаснее. Я на всякий случай отодвинулся от костра. Но она только сказала:
– До воробьев добрались.
И ушла в дом.
Мы поварили их еще немножко, вынули, они сделались совсем маленькие. Попробовали есть и не смогли. Мы не выпотрошили воробьев, только ощипали, и они оказались горькими. Есть их было нельзя. Зато с Лешкой мы подружились.
Вторая смена
Вагонетка стояла на рельсах без движения всю неделю. Но как-то утром я проснулся от грохота и увидел в окно, что две женщины везут ее по переулку. С этого момента грохот под нашими окнами стоял беспрерывный. Особенно вагонетка громыхала, когда ее везли назад пустую. Спать я больше не мог. Лешку тоже, наверное, разбудил этот шум. Он перелез через забор к нам во двор и стал звать меня. Бабушка выглянула, сказала:
– Чего тебе надо? Спит он еще.
Но я не спал, и пока она с ним разговаривала через дверь, я перекинул ноги через подоконник. Лешка увидел и, тихонько насвистывая, зашагал в сторону реки. Я его догнал, и мы молча пошли рядом, молча потом сели на траву и стали смотреть на воду.
– Поедем на самолетное кладбище? – предложил он.
– Поехали, – согласился я.
Но мы остались сидеть. На самолетном кладбище мы были только вчера, мы вообще теперь бывали там часто. За городом по трем подъездным путям каждый день подвозили разбитые самолеты, немецкие и наши. Двор авиационного завода не мог их вместить, и самолеты складывали прямо в поле. Мы лазили по кабинам и фюзеляжам, находили для себя разные интересные вещи. Иногда нам попадались клапаны, металлические штуки, напоминающие по форме докторскую слуховую трубку, но только без отверстия. Для неопытных людей этот клапан ничего не значил, но мы знали, что внутри него находится белое густое вещество, которое нам было очень нужно. Порой мы тратили целый день, чтобы разломить клапан на две части. Мы били по нему и железками и большими камнями и, когда он наконец ломался, хватали половинки и принимались нетерпеливо выковыривать то, что нам было нужно. Маленький кусочек белого вещества, брошенный в лужу, секунду шипел и бегал по воде, а потом вспыхивал.