К вопросу об устройстве управления в военно-санитарном ведомстве
То, что я буду говорить, не будет исчерпывающим ответом на вопрос, какова должна быть сущность санитарного строительства в армии. Вопрос этот большой, и ставится всеми: учеными, администраторами, равно и теми, кого касается санитарное дело. На него вполне можно ответить только тогда, когда мы учтем опыт мировой войны[1]. Лишь сделав полный анализ статистических данных, можно будет говорить о том, каковы были наши ошибки, и в какую сторону должно вылиться военно-санитарное дело, военно-санитарные организации.
Ради ясности нам придется здесь сделать отступление, чтобы охарактеризовать в кратких чертах санитарную часть недавнего прошлого.
Построение нашего Военно-санитарного ведомства покоится на истинах, выработанных опытом прошлого столетия и принятых в армиях как наших друзей, так и врагов. Но у нас они получили странную реализацию благодаря системе искусственного подбора кадров.
Многое принимало уродливые формы, невозможно было выявить свои личные дарования. Наше Военно-санитарное ведомство не могло не разделить общей участи всех учреждений бюрократического строя.
Все это создало чрезвычайно тяжелые условия, и особенно во время войны; у врача вместо творческой работы накапливался целый ряд бумажных дел, часто мешавших ему работать продуктивно. Мы не будем здесь выяснять во всей подробности это обстоятельство и указывать цепь причинных моментов, ограничимся только указанием, что врачебно-санитарная деятельность на фронте должна регулироваться двумя факторами: оперативными заданиями высшего командного состава и его планами и требованиями научно-техническими. Выработать определенную эластичность для исполнения того и другого всегда было, есть и будет искусством врачебно-санитарной администрации. Искусство это трудное, и оно должно предполагать определенные условия, когда исполнительным органам будет предоставлена возможность и точно исполнять, и продуктивно работать, внося в свою деятельность необходимый почин и творчество. Очень часто, к сожалению, мы были свидетелями, что по чисто формальным причинам учреждение и целые кадры людей оставались неиспользованными вследствие именно отсутствия эластичности врачебно-санитарной организации Ведомства. Например, в Русско-японскую войну через главные перевязочные пункты прошло всего только 40 % раненых; остальные 60 % прошли мимо: пункты были расположены в стороне от путей естественного притока раненых. Оставить мертвые точки и перейти на живые линии врачи учреждений не могли без определенных формальных, часто длительных и запоздалых сношений с надлежащими инстанциями. Конечно, никому не придет в голову говорить о самостоятельной тактике и стратегии врача перевязочного пункта, но определенные коррективы в служебном механизме нужно сделать: если каждому солдату надлежит быть сознательным, и если ему дается во время разведок и мелких боев значительная доля личной инициативы, то нужно дать и военному врачу определенные границы самоопределения. Как массового явления в настоящую войну — этого нет, но аналогичных случаев все-таки больше, чем для того, чтобы можно было говорить о них только как об исключениях!
Хуже дело с так называемыми вторыми дивизионными лазаретами.
Крайне неудовлетворительно обстоит дело с работой головных эвакуационных пунктов. Сколько раз они являлись к концу ситуации вместо того, чтобы служить не только для предупредительной подготовки ее, а хотя бы во время ее: я укачу на Лодзь, Скерневицы, Вержболово, Кейданы, Радзивилишки, Шавли. Здесь, кроме того, сказывалось и еще одно обстоятельство, которое давало себя тяжко чувствовать во всех учреждениях Военно-санитарного ведомства — это система кредитования. Приходилось видеть у начальников головных эвакуационных пунктов робость использования предоставленных им кредитов, а у главных врачей — отсутствие таковых.
Приведу еще один пример. При начале отступления на одном тыловом этапном пункте, в силу отсутствия приказа об остановке увеличения маршевых рот, начало прибывать пополнение день ото дня, возрастая до пяти тысяч человек. При непрерывной работе кухни этапа можно было накормить 6–8 тысяч человек. Местные власти начинали приходить в отчаяние, справедливо представляя себе длительность бумажной волокиты с интенданством по поводу необходимости увеличить кухни и запасы, на что потребовалась бы не одна неделя. Земский союз через своих агентов в течение несколько часов мог оборудовать кухню на тысячу человек, а через сутки обслуживал пять тысяч человек, в дальнейшем же отпускал до 20 тысяч обедов в сутки.