Будь то щель в полу или дырка в зубе.
По ночам мигает в дверном глазке
То очнется лампочка, то потухнет,
Не побрезгует и дырой в носке
(От которой, собственно, все и рухнет).
Торопясь, подлатываю её,
Заменяю лампочку, чтоб сияла,
Защищаю скудное бытие,
Подтыкаю тонкое одеяло.
Но и сам порою кажусь себе
Неучтенной в плане дырой в кармане,
Промежутком, брешью в чужой судьбе,
А не твердым камнем в Господней длани.
Непорядка признак, распада знак,
Я соблазн для слабых, гроза для грозных,
Сквозь меня течет мировой сквозняк,
Неуютный хлад, деструктивный воздух.
Оттого скудеет день ото дня
Жизнь моя, клонясь к своему убытку.
Это мир подлатывает меня,
Но пока ещё на живую нитку.
08.03.96
ИЗ ЦИКЛА "СНЫ"
Мне приснилась война мировая
Может, третья, а может, вторая,
Где уж там разобраться во сне,
В паутинном плетении бреда...
Помню только, что наша победа,
Но победа, не нужная мне.
Серый город, чужая столица.
Победили, а все ещё длится
Безысходная скука войны.
Взгляд затравленный местного люда.
По домам не пускают покуда,
Но и здесь мы уже не нужны.
Вяло тянутся дни до отправки.
Мы заходим в какие-то лавки
Враг разбит, что хочу, то беру.
Отыскал земляков помоложе,
Москвичей, из студенчества тоже.
Все они влюблены в медсестру.
В ту, что с нами по городу бродит,
Всеми нами шутя верховодит,
Довоенные песни поет,
Шутит шутки, плетет оговорки,
Но пока никому из четверки
Предпочтения не отдает.
Впрочем, я и не рвусь в кавалеры.
Дни весенние дымчато-серы,
Первой зеленью кроны сквозят.
Пью с четверкой, шучу с медсестрою,
Но особенных планов не строю
Все гадаю, когда же назад.
Как ни ждал, а дождался внезапно.
Дан приказ, отправляемся завтра.
Ночь последняя, пьяная рать,
Нам в компании странно и тесно,
И любому подспудно известно
Нынче ей одного выбирать.
Мы в каком-то разграбленном доме.
Все забрали солдатики, кроме
Книг и мебели - старой, хромой,
Да болтается рваная штора.
Все мы ждем, и всего разговора
Что теперь уже завтра домой.
Мне уйти бы. Дурная забава.
У меня ни малейшего права
На нее, а они влюблены,
Я последним прибился к четверке,
Я и стар для подобной разборки,
Пусть себе! Но с другой стороны
Позабытое в страшные годы
Чувство легкой игры и свободы,
Нараставшее день ото дня:
Почему - я теперь понимаю.
Чуть глаза на неё поднимаю
Ясно вижу: глядит на меня.
Мигом рухнуло хрупкое братство.
На меня с неприязнью косятся:
Предпочтенье всегда на виду.
Переглядываясь и кивая,
Сигареты туша, допивая,
Произносят: "До завтра", "Пойду".
О, какой бы мне жребий ни выпал
Взгляда женщины, сделавшей выбор,
Не забуду и в бездне любой.
Все, выходит, всерьез, - но напрасно:
Ночь последняя, завтра отправка,
Больше нам не видаться с тобой.
Сколько горькой любви и печали
Разбудил я, пока мы стояли
На постое в чужой стороне!
Обреченная зелень побега.
Это снова победа, победа,
Но победа, не нужная мне.
Я ли, выжженный, выживший, цепкий,
В это пламя подбрасывал щепки?
Что в замен я тебе отдаю?
Слишком долго я, видно, воюю.
Как мне вынести это живую,
Жадно-жаркую нежность твою?
И когда ты заснешь на рассвете,
Буду долго глядеть я на эти
Стены, книги, деревья в окне,
Вспоминая о черных пожарах,
Что в каких-то грядущих кошмарах
Будут вечно мерещиться мне.
А на утро пойдут эшелоны,
И поймаю я взгляд уязвленный
Оттесненного мною юнца,
Что не выгорел в пламени ада,
Что любил тебя больше, чем надо,
Так и будет любить до конца.
И проснусь я в московской квартире,
В набухающем горечью мире,
С непонятным томленьем в груди,
В день весенний, расплывчато-серый,
С тайным чувством превышенной меры,
С новым чувством, что все позади
И война, и любовь, и разлука...
Облегченье, весенняя скука,
Бледный март, облака, холода
И с трудом выразимое в слове
Ощущение чей-то любови
Той, что мне не вместить никогда.
17.03.96
* * *
...Меж тем июнь, и запах лип и гари
Доносится с бульвара на балкон
К стремительно сближающейся паре;
Небесный свод расплавился белком
Вокруг желтка палящего светила;
Застольный гул; хватило первых фраз,
А дальше всей квартиры не хватило.
Ушли курить и курят третий час.
Предчувствие любви об эту пору
Томит ещё мучительней, пока
По взору, разговору, спору, вздору
В соседе прозреваешь двойника.
Так дачный дом полгода заколочен,
Но ставни рвут - и, Господи, прости,
Какая боль скрипучая! А впрочем,
Все больно на пороге тридцати,
Когда и запах лип, воспетый в "Даре",
И летнего бульвара звукоряд
Окутаны туманом бледной гари:
Москва, жара, торфяники горят.
Меж тем и ночь. Пускай нам хватит такта
(А остальным собравшимся - вина)
Не замечать того простого факта,
Что он женат и замужем она:
Пусть даже нет. Спроси себя, легко ли
Сдирать с души такую кожуру,
Попав из пустоты в такое поле
Чужого притяжения? Жару
Сменяет холодок, и наша пара,
Обнявшись и мечтательно куря,
Глядит туда, где на углу бульвара
Листва сияет в свете фонаря.
Дадим им шанс? Дадим. Пускай на муку
Надежда до сих пор у нас в крови.
Оставь меня, пусти, пусти мне руку,
Пусти мне душу, душу не трави,
Я знаю все. И этаким всезнайкой,
Цедя чаек, слежу из-за стола,
Как наш герой прощается с хозяйкой
(Жалеющей уже, что позвала)
И после затянувшейся беседы
Выходит в ночь, в московские сады,
С неясным ощущением победы
И ясным ощущением беды.
06.07.96
* * *
"Кто обидит меня - тому ни часа,
Ни минуты уже не знать покоя:
Бог отметил меня и обещался
Воздавать за меня любому втрое.
Сто громов на обидчика обрушит,
Все надежды и радости отнимет,
Скорбью высушит, ужасом задушит,
Ввергнет в ад и раскаянья не примет.
Так что лучше тебе меня не трогать,
Право, лучше тебе меня не трогать".
Так он стонет, простертый на дороге,
Изувеченный, жалкий малорослый,
Так кричит о своем разящем Боге,
Сам покрытый кровавою коростой,
Как змея, перерубленная плугом,
Извивается, бесится, ярится,
И спешат проходящие с испугом,
Не дыша, отворачивая лица.
Так что лучше тебе его не трогать,
Право, лучше тебе его не трогать.
Так-то въяве и выглядит это
Язвы, струпья, лохмотья и каменья,
Знак избранья, особая примета,
Страшный след Твоего прикосновенья.
Знать, зачем-то потребна эта ветошь,
Ни на что не годящаяся с виду.
Так и выглядят все, кого отметишь
Чтоб уже никому не дать в обиду.
Так что лучше Тебе меня не трогать,
Право, лучше Тебе меня не трогать.
13.07.96
БАЛЛАДА О КУСТАХ
Oh, I was this and I was that...
Kipling, "Tomlinson"
Пейзаж для песенки Лафоре: усадьба, заросший пруд
И двое влюбленных в самой поре, которые бродят тут.
Звучит лягушечье бре-ке-ке. Вокруг цветет резеда.
Ее рука у него в руке, что означает "да".
Они обдумывают побег. Влюбленность требует жертв.
Но есть ещё один человек, ломающий весь сюжет.
Им кажется, что они вдвоем. Они забывают страх.