Пока же со станции радиоперехвата я доложил в разведотдел о раненном, его состоянии и приметах. Получил необходимые указания и разрешение на операцию, которая сегодня утром родилась в моей голове. Нет, если быть более точным — роды начались еще вчера. Когда на глаза мне попался окровавленный патронташ раненого моджахеда. Окончательно мысль сформировалась ночью на минометной позиции. Там, где я совершенно случайно обратил внимание на основной заряд 82-миллиметровой мины. Он был так здорово похож на охотничий патрон двенадцатого калибра. Сейчас эту мысль мы только абортировали.
Уточнил у ребят со станции радиоперехвата координаты крепости, в которой размещался исламский комитет Анвара. С радиоперехватом воевать куда веселее. Афганцы, как дети малые, любят поболтать в эфире. Хлебом их не корми, дай только разболтать парочку военных секретов. Нужно только уметь их слушать.
День пролетел незаметно. После обеда я зашел на несколько минут к Шафи. Он подтвердил, что раненый — Шер-шо. Человек, который меня захватил — Анвар. Кто бы сомневался! Шафи дал согласие на проведение, запланированной мною, операции. Ранение Шер-шо было фантастическим везением. Нужно было только завершить начатую работу. У меня такой шанс появился.
В Нари-Калане я был уже практически своим. Моджахеды беззлобно улыбались, пытались шутить. Шер-шо выглядел неплохо. Осложнений не было. По словам Анвара, ночью брат его спал хорошо. Ну, конечно, когда правоверные обстреливают реактивными снарядами советскую заставу, спится как никогда славно. Я сделал перевязку и укол промедола. Попросил принести воды. И тщательно смыл запёкшуюся кровь вокруг ран.
В воздухе уже слышался свист первой мины с Тотахана. Сейчас должен был подать голос и слон. Так мы называли танк Т-62, в нём действительно было что-то от этого большого и доброго животного. Анвар вышел из комнаты. Засуетились и остальные духи. В отличие от них, я знал, куда упадут мины и снаряды. В отличие от них я не суетился. Я незаметно вытащил один охотничий патрон из патронташа. И спрятал его в свой карман. Ради этого маленького патрона и был устроен этот большой минометно-артиллерийский концерт. Артобстрел закончился. Меня снова отпустили. Я обещал вернуться на следующий день.
Дежа вю. Всё это уже когда-то с нами было. Ночью моджахеды обстреляли НУРСами Тотахан. Наблюдатель насчитал около семидесяти пусков. На следующее утро вся застава была завалена осколками реактивных снарядов. Их было так много, что в голове просто не укладывалось, как они никого не зацепили. Днем я видел серьёзное и встревоженное лицо Анвара. Видно было, что в уме он подсчитывает свои возможные убытки после нашего первого обстрела. Вечером по его пшеничным полям работала дивизионная артиллерия. Это было куда серьёзнее. Даже двадцать выстрелов из танка и сорок мин из миномета остались практически не замеченными на её фоне.
Затем целую ночь я ждал очередного обстрела или нападения на заставу. Связывался с разведотделом и давал координаты для бомбоштурмового удара на следующий вечер. Готовил новые карточки целей для минометчиков и танкистов.
А утром на Тотахан пастух принес письмо. Оно гласило, что если мы не прекратим обстрелы, духи вырежут девятую заставу (Интересно, а почему не нашу?) и один из мирных кишлаков. На письма принято отвечать. Вечером было несколько бомбоштурмовых ударов, работала дивизионная артиллерия. И даже наш маленький слоник подавал периодически свой голос. Сорок раз. Ствол его раскалился докрасна. Полсотни мин для минометчиков показались легкой разминкой. И всё это по полям Анвара. Его личным полям. Это может взбесить любого.
Изо дня в день я ходил в Нари-Калан, делал перевязки Шер-шо. И ждал ответного хода Анвара. Шер-шо шёл на поправку. Спал по ночам, как младенец. Наша война была ему по барабану. В один из дней я вернул в патронташ охотничий патрон, который стал даже лучше старого.
Вместо обычного пороха и дроби, теперь он был под завязку забит прекрасными полосками артиллерийского пороха из основного заряда 82-миллиметрового миномета.
Я ждал ответного хода Анвара. Все мы его ждали. Двое суток на заставах шестой роты никто не смыкал глаз. Ждали провокаций и нападения. На третьи сутки произошло то, чего никто ожидать не мог. Зная Анвара, его брата Шер-шо, зная активность их банды, такого ожидать не мог никто. Пастух принес очередное письмо.
Когда противники обмениваются письмами, пушки молчат. Это классно, когда молчат пушки. Воевать на бумаге куда веселее. Что бы там не написал в своем письме Анвар, это в любом случае было лучше, чем он кого-нибудь вырезал. Мне не терпелось узнать, чем он теперь нам угрожает?
Анвар угрожал нам вечной дружбой. Напоминал о политике национального примирения, проводимой афганским правительством. И намекал о готовности к переговорам по переходу его героических аскеров (воинов) на сторону народной власти.
Это было словно гром среди ясного неба. Одна бумажка связывала нас по рукам и ногам. Ни для кого не было секретом, что точно такие же письма были направлены им в районный отдел народно-демократической партии Афганистана и в местное управление госбезопасности.
Несколько дней подряд мы героически плевали на политику национального примирения, которая и без того трещала по швам. Под предлогом обстрела наших застав, мы наказывали банду Анвара за уничтоженный БТР с нашими солдатами. За пытки и издевательства над пленными. Теперь мы были бессильны, что-либо сделать. Возможность местным политикам из НДПА поставить лишнюю галочку в списке банд, перешедших на сторону народной власти, лишала их элементарного разума. Великая сила галочки!
Понятно, что ни о каком переходе на сторону народной власти у Анвара не было и в мыслях. Ему нужно было время для перегруппировки сил, для пополнения боезапаса и для подготовки новых диверсий. Мы это прекрасно понимали. И это было очень печально.
Я старался не вешать нос. В отличие от остальных у меня оставалась маленькая надежда на то, что все сложится, как надо. Я был верующим человеком. Я верил в высшую справедливость. Верил, что каждому человеку воздастся по делам его. Ещё при этой жизни. Я верил в маленький охотничий патрон.
Еще через несколько дней мои походы в Нари-Калан закончились. Шер-шо немного окреп, и его перевезли в Петаву. Там я был бы лишним. К тому же никто уже не сомневался, что он выживет. В благодарность за хорошую работу мне сделали подарок. Очень даже неплохой подарок! Мне подарили жизнь. Обожаю подарки! Когда я уходил из кишлака Анвар долго и пристально смотрел мне вслед. Словно сомневался, правильно ли он делает, что отпускает меня живым. Затылком я чувствовал его сомнения. Но все-таки Анвар оказался удивительно щедрым. Он не стал забирать назад свой подарок. Мою жизнь.
Но ещё больший подарок ждал меня в крепости Шафи. Вынужденное затишье подарило мне почти целый месяц безделья. Официально это звучало, как отпуск при части после ранения. Целый месяц я пропадал в крепости у Шафи. В этом не было никакой военной необходимости. Просто у Шафи появилась возможность продолжить курс ликвидации безграмотности молодого бойца. А у безграмотного бойца появилась возможность узнать много интересного.
Моё образование велось по трём направлениям. Шафи раскрывал секреты древнего искусства Тай До. Лейла занималась со мной джиу-джитсу. Хуай Су — учил правильно сидеть на его спине. Когда поздним вечером отвозил меня на вершину Тотахана. Учил равновесию.
Я не знаю, чьи уроки были важнее. Маленький ослик, с забавным именем Хуай Су, научил меня равновесию. Самому главному искусству в этой жизни. Шафи и Лейла научили остальному.
Уроки по джиу-джитсу мне понравились. Хрупкая девушка-подросток часами избивала взрослого дядю. Проводила подсечки, болевые приёмы и броски. Фантастически красивая и эффективная техника. У неё был лишь один недостаток — дядей, на котором показывались и отрабатывались эти приёмы, был я. Старый, больной человек. На третьем десятке лет.