— Вас понял, — ответил пилот, и меня охватило головокружительное ощущение своего могущества. Эти машины были в моей власти.
С пронзительным свистом, над самыми верхушками деревьев, на цель зашёл третий самолёт. Два контейнера с напалмом оторвались от бомбодержателей «Скайхока» и полетели, кувыркаясь, в лес; самолёт «бочкой» пошёл вверх, а красно-оранжевый напалм расцвел как огромный цветок мака.
— Здорово! Здорово! — радостно воскликнул я. — Прямо на них!
Клубы напалма поднялись из-за деревьев, грязный дым увенчивал полыхающий шар. Миномётный обстрел прекратился. И в этот же миг три вьетконговца выскочили из кустов. Они побежали по дамбе друг за другом, направляясь к соседней рощице, чтобы укрыться там. «Бей их! Бей вон тех! Смерть им!» — закричал я пулемётчикам, стреляя из своего карабина по бегущим людям в тёмной форме, до которых было двести ярдов. Пулемётчики открыли огонь, нащупывая очередями вьетконговца. Пули взметнули цепочку фонтанчиков на поверхности рисового чека, затем осыпали дождём первого вражеского солдата, упавшего на колени. Издав воинственный клич, я направил карабин на второго, и в это мгновение по нему хлестнула струя трассеров из пулемёта. Я увидел, как он свалился. В это время первый вьетконговец, так и не поднявшись с колен, неуклюже свалился за дамбу, за которой укрылся третий. Он полз с той стороны дамбы, виднелась лишь самая верхняя часть его спины. То, что было после, произошло очень быстро, но когда я вспоминаю об этом, перед моими глазами мучительно медленно разворачивается тот смертельный балет с участием никем и ничем не защищённого человека и беспощадной машины. Мы прицельно стреляем в солдата противника, но прекращаем огонь, когда один из «Скайхоков» заходит в атаку на лес. Нос самолёта слегка наклонён к земле, видны мерцающие оранжевые огоньки, это миниган, самолётная пушка, которая выпускает разрывные 20-мм пули с такой скоростью, что звук её походит на бензопилу. Пули, бьющие по зарослям и рисовому чеку при невероятном темпе стрельбы в сто выстрелов в секунду, вздымают полупрозрачную завесу из дыма и водяных брызг. Сквозь эту завесу видно, как вьеткоговец, укрывавшийся за дамбой, поднимается и садится, вытянув руки вверх в позе человека, о чём-то умоляющего бога. Кажется, что он обращается с мольбой о милосердии к пронзительно визжащей машине, пролетающей всего лишь в сотне футов над ним. Но самолёт пикирует на него, ещё раз открывает пушечный огонь и разносит его в клочья. Самолёт улетает, набирая высоту. Я рассматриваю убитого в бинокль. Всё, что осталось от третьего вьетконговца — несколько размётанных в разные стороны кучек окровавленных тряпок.
* * *После боя в районе десантирования роты «C» и «D» начали наступать по долине, продвигаясь к блокирующей позиции, занятой ротой «B» на удалении в несколько миль. Мы с трудом тащились по чекам под беспощадным солнцем. Противник сопротивления не оказывал, но длилось это недолго. После обеда рота «Чарли» получила приказ проверить деревню Хана, одну из крупных деревень, стоявших по берегам реки Вугиа. Сделать это оказалось чертовски непросто, потому что по деревне вдоль и поперёк тянулись живые изгороди, колючие и труднопреодолимые, как заграждения из колючей проволоки. Нам пришлось прорубать проходы с помощью мачете или проделывать их гранатами, а там, где мачете и гранаты не помогали, мы шли в обход изгородей и натыкались на другие. В результате рота разбилась на группки людей, которые не знали, куда идти дальше и натыкались друг на друга, осыпая проклятиями и друг друга, и колючки, впивавшиеся в кожу и раздиравшие одежду.