Подставив солнцу ноги, я сидел на крыше блиндажа, в котором располагался командный пункт заставы. Санитары сказали мне, что под солнцем и на воздухе мои никак не заживающие болячки на ступнях и голенях подсохнут. Заболевание моё определили как «тропическое импетиго». Подхватил я его, скорей всего, во время последнего выхода на патрулирование, когда мы провели три дня под муссонным дождём, который мог бы привести в удивление даже библейского Ноя; мы три дня бродили по раскисшим, залитым водой болотам. Санитары сделали мне несколько уколов пенициллина, но в том климате даже антибиотики не помогали. Гной по-прежнему сочился из язв, поэтому каждый раз, когда я снимал ботинки, чтобы сменить носки, мне приходилось задерживать дыхание, чтобы не чувствовать вони от гниющих ног. С другой стороны, хорошо ещё, что не подцепил какое-нибудь другое, ещё худшее кожное заболевание.
Кроу подошёл ко мне с докладом, держа в руке карту. Во взводе, в котором большинству бойцов не было и двадцати лет, Кроу прозвали «Папаня» из-за его солидных двадцати трёх — в глазах большинства стрелков в боевых подразделениях возраст более двадцати одного года сам по себе был неким достижением. Глядя на его лицо, с этим прозвищем вполне можно было согласиться. Ему месяцами приходилось то и дело вздрагивать, услышав выстрел снайпера, не спать ночами напролёт, постоянно напряжённо высматривать растяжки, и это его состарило. Глаза Кроу, прикрытые очками, были тусклыми, как у старика.
Он сообщил, что его патруль добыл кое-какую разведывательную информацию. Разложив карту на крыше блиндажа, заложенной мешками с песком, он указал на деревню «Гиаотри».
«Помните, сэр, тех троих Ви-Си? Мы их в этой деревне пару недель назад поймали».
Я ответил, что помню. Он имел в виду тот случай, когда мы привели с патрулирования на допрос троих юношей. Поскольку деревня Гиаотри была из разряда деревень, контролируемых вьетконговцами, присутствие в ней молодых мужчин было вполне обычным делом. У этих троих юношей были к тому же явно фальшивые документы с подделанными датами рождения. Макклой, который к этому времени научился бегло говорить по-вьетнамски, вместе с сержантом милиции АРВ наскоро их допросили. После того как сержант выяснил, что документы и даты рождения они подделали, чтобы избежать призыва и продолжать учёбу, их отпустили. Они оказались лицами, уклоняющимися от призыва, а не вьетконговцами.
— В общем, сэр, — продолжал Кроу, — двое из них, похоже, всё-таки, Чарли — те, что постарше.
— Откуда знаешь?
— Мне самый молодой сказал, Ле Дунг его зовут. Мы и в этот раз обнаружили его в деревне, и я стал его допрашивать. Понятно как: немного по-английски, немного по-вьетнамски, немного руками. Он сказал, что те два — Ви-Си, сапёры, мины делают. Не врёт, похоже, потому что один из тех двоих мимо проходил, и пацанчик сразу же заткнулся. Видно было — напугался он до чёртиков и заткнулся. В общем, тот чувак ушёл, я пацана и спрашиваю: «Ви-Си? Он Ви-Си?» А пацан кивает и говорит: «Ви-Си». А там третий стоит возле дома, калитку ладит или типа того. Я на него показал и говорю: «Ви-Си там?» Пацан опять кивает, говорит, что оба Чарли в том доме живут. Тогда я достал карту, и пацан рассказал, что в деревне Биньтай пять конговцев живут, тоже «сапёры», и оружие у них есть. Он мне их нарисовал. Гляньте-ка. — Кроу протянул мне листок бумаги с грубым изображением автоматической винтовки с магазином сверху. Похоже было на английский «Брен». — Потом говорит, в Хойвуке взвод стоит — пятнадцать Ви-Си, и у них есть миномёт и пулемёт.
Рассердившись, я спрыгнул с крыши блиндажа.
— Кроу, какого чёрта тех двоих не взял и не привёл?
— Ну, не знаю, сэр. Их ведь мистер Макклой отпустил. Раньше ведь сказал, что с ними всё нормально.
— Чёрт! Мы ж этого тогда не знали. Кроу, в нашей роте за последний месяц тридцать пять человек убитых. И все из-за мин, а ты нашёл человека, который показал тебе двух «сапёров», и ты оставил их на свободе.
— Виноват, сэр. Их же отпустили. Чёрт! Тут ведь никогда не знаешь, кто партизан, а кто нет.
— Ясный хрен. А информация-то хорошая. Молодец. Ладно, ступай отдыхать.
— Есть, сэр.
Я спустился в блиндаж. Джоунз сидел там и чистил винтовку. В блиндаже было душно, спёртый воздух был пропитан запахами пота, ружейного масла, матерчатых рюкзаков, развешанных по колышкам, вбитым в земляные стены. Покрутив ручку полевого телефона, я связался со штабом роты, намереваясь передать доклад Кроу, и со страхом ожидая нотаций от капитана Нила: «А почему он их не арестовал? Что у вас во взводе творится, лейтенант? Вы что, думать разучились?»