Кроме того, в нас пытались воспитать качества антиобщественного характера, без которых солдату в джунглях долго не прожить. Он должен быть незаметным, агрессивным и беспощадным, то есть квартирным вором, грабителем банков и мафиозным киллером в одном лице. Один из инструкторов, обучавших нас всему этому, был грузным сержантом, толстая шея которого плавно перетекала в плечи шириной с винтовку М14. Он постоянно подчёркивал, что следует уничтожать всех солдат противника, попадающих в зону поражения засады. За первым залпом, на уровне пояса, следовало выпустить второй, уже на уровне щиколоток, чтобы прикончить всех, кто останется в живых после первого залпа. Для того, чтобы сразу же внедрить в нас агрессивность, необходимую для столь хладнокровного избиения людей, этот сержант начал первое занятие соответствующим образом:
Он вошёл в аудиторию, издал боевой клич, леденящий кровь, и вонзил топор в деревянную стену. Не произнеся ни слова, он что-то написал на небольшой доске, которую полностью закрыла его треугольная спина. Он сделал шаг в сторону и, указывая на написанное одной рукой, ткнул другой в сторону одного из морпехов. «Ты! Что тут написано?» — спросил он.
Морпех: «Тут написано «засады — это резня», сержант!»
Сержант: «Верно». Открывает рот и орёт: «Засады — это резня!!!» Затем снова возвращается к доске, пишет что-то ещё и снова спрашивает: «А тут что написано?»
Морпех: «А резня — это праздник».
Сержант: «И это верно». Выдирает топор из стены и воинственно машет, обернувшись к слушателям. «А сейчас все повторяем за мной: Засады — это резня, а резня — это праздник!!!»
Слушатели неуверенно, с нервными смешками, произносят: «Засады — это резня, а резня — это праздник».
Сержант: «Не слышу, морпехи!»
Слушатели, уже в один голос: «Засады — это резня, а резня — это праздник!!!»
* * *Небритые, грязные, мы вернулись в Кэмп-Шваб и тут же узнали, что, пока мы убивали ненастоящих партизан, настоящие во всю развернулись во Вьетнаме. Вьетконговцы атаковали американскую военно-воздушную базу в Плейку, и нанесли потери, которые тогда ещё считались тяжёлыми: было убито или ранено порядка семидесяти авиаторов. Несколько дней спустя первые американские самолёты начали опустошать бомболюки над северными территориями. Начались продолжительные бомбардировки, получившие название «Операция «Раскаты грома»».
Батальон снова погрузился в рутину повседневных забот, но после этих двух новостей — о налёте на Плейку и бомбардировках возмездия — заново оживились слухи о том, что скоро мы «пойдём на юг», и тоска лагерной жизни сменилась нетерпеливым ожиданием. Эти слухи были опровергнуты 15 февраля, когда мы узнали, что через неделю Первому Третьего предстоит отплыть в Гонконг или на Филиппины. Однако семнадцатого числа слухи получили подтверждение — нам приказали приготовиться к убытию в Дананг 24-го февраля.
Так начались три недели неразберихи, когда нас то поднимали по тревоге, то объявляли отбой, то приводили батальон в боевую готовность, то выводили его из этого состояния. Роту «Чарли» снова отправили в леса, ещё на два дня учений. Выглядело это как репетиция перед спектаклем с боевыми патронами, в котором нам предстояло сыграть свою роль где-то в конце месяца. Пока мы сидели в гарнизоне, было ясно и тепло, но тут погода стала промозглой, и мы смогли ещё немного попрактиковаться в том, как жить в ужасных условиях. Тем не менее, все во взводе были исполнены энтузиазма, за исключением сержанта Кэмпбелла.
— Я семнадцать лет уж этим занимаюсь, — сказал он, когда мы пересекали под дождём заиленный оранжево-розовый ручей. — Староват я для этой бойскаутской херни, лейтенант. Вернуться бы в Пэррис-Айленд, дослужить до двадцати лет и слинять ко всем херам. Хоть поживу наконец со старухой своей и детишками.