На участке, который занимал наш батальон, куда ни кинь взгляд, царил хаос, и видно было, что там творится нечто чрезвычайное. Рядовые и сержанты то вбегали в расположения отделений, то выбегали оттуда, двигаясь лихорадочно быстро, как актёры в немом кино. Некоторые были в полной боевой форме, некоторые по-прежнему в гражданском, а некоторые бегали в одном нижнем белье с разнообразными предметами снаряжения на голых плечах. Солдаты вытаскивали ящики из хранилищ и составляли их кучами на улицах, и водителям джипов и грузовиков приходилось пробираться между ними как по трассе с препятствиями. «Механический мул» — автомобиль-транспортёр, совершенно не походивший на мула, а похожий скорее на большую игрушечную машинку — объехал одну такую кучу, перевалил через бордюр и с рёвом покатил по пешеходной дорожке. В его кузове подпрыгивала 106-мм безоткатная пушка. Участок роты «Чарли», как и прочих рот, походил на магазин по распродаже излишков военного имущества под открытым небом. Там и сям лежали миномётные стволы, опорные плиты, уложенные рядами рюкзаки с прислонёнными к ним винтовками, палаточные полотна, пулемётные ленты, набитые патронами, свёрнутые и уложенные в металлические коробки, бронежилеты, каски и всевозможное оборудование для радиостанций. Проверяя рации, радисты устроили целый концерт из свистков, гудков и шипящих помех, на фоне которых монотонно и распевно звучали их голоса. ««Бэрк-6», «Бэрк-6», я «Чарли-6», я «Чарли-6». Сигнал слабый, неразборчивый, повторяю — слабый, неразборчивый. Дайте длинную проверку». «… Вас понял, «Чарли-6». Даю длинную проверку… Десять, девять, восемь…»
Из того, что происходило на протяжении нескольких следующих часов, я почти ничего не помню. Повсюду царили страшный шум и сумятица: офицеры, отдавая приказы, орали на сержантов, сержанты — на капралов, капралы — на младших капралов, а младшие капралы — на рядовых, которые и выполняли всю работу, потому что им орать было не на кого. Если что-то и происходило без заминок, так это прохождение команд по инстанциям. Помню, как Макклой театрально воскликнул: «Бронзовокожие боги идут на войну!», увидев морпеха с подсумками, перекрестившими его грудь в стиле мексиканского бандита; клерка-снабженца, который сказал, выдавая бронированные шорты: «Это чтоб тебе конец не оторвало»; помню, как со странными чувствами, с опасением и предвкушением одновременно, я достал из оружейного шкафа пистолет и уставился на патроны 45-го калибра, которые поблёскивали в обоймах как стёршиеся жёлтые зубы.
В 20.00, то есть в восемь вечера, Питерсон вызвал командиров взводов и штабных сержантов в ротную канцелярию на инструктаж. Мы битком набились в небольшое помещение, в котором в скором времени стало нечем дышать от сигаретного дыма и запаха несвежего пота. Высокий, моложавый Питерсон склонился над обтянутой плёнкой картой, на которую стеклографом были нанесены линии и стрелки. Командирам взводов было розданы её копии. Некоторые из нас настолько слабо представляли себе географию Вьетнама, что шкиперу пришлось для начала показать, где находится Дананг. На старых французских военных картах он был обозначен как Туран (под названием колониальных времён).
Инструктаж оказался довольно поверхностным. Питерсон сообщил, что коммунисты, воспользовавшись наступлением сухого сезона, развернули наступление в районе I корпуса и Центрального нагорья, угрожая расчленить Южный Вьетнам на две части. АРВ несёт тяжёлые потери, численность которых эквивалентна потере одного батальона в неделю. Южновьетнамские части, охраняющие жизненно важные объекты, придётся отправить в поле, чтобы расквитаться за потери АРВ и накопить достаточно сил для контрнаступления. В связи с этим американские наземные войска должны незамедлительно прибыть во Вьетнам для обеспечения безопасности американских баз, над которыми нависла угроза нападения и захвата. У Дананга вьетконговцы сосредоточивают силы для крупного наступления на базу, подобного тому, которому подверглась база в Плейку. В последнее время повысилась активность снайперов и лазутчиков противника.