Местность изменилась. Туйлоан сузилась до такой степени, что стала всего лишь ниточкой в обрамлении тянувшихся вдоль неё бамбуковых джунглей. Рисовые поля сменились изрезанными жёлтыми предгорьями, которые выглядели совсем как холмы на макете местности или рельефной карте. Я проверил, надёжно ли держатся на ремне дымовые гранаты, и в десятый наверное раз повторил в уме план захвата района десантирования: если принять, что вертолёты будут носами на 12 часов, то 1-е отделение высадится в секторе с 12 до четырёх, 2-е отделение — с четырёх до восьми, 3-е отделение — с восьми до 12, красный дым — «горячий» район десантирования, зелёный — «холодный». Пока я этим занимался, наша группа сменила курс. Мы летели параллельно Аннамским горам, простиравшимся прямо перед нами, и картина открывалась крайне зловещая. На запад простирался сплошной зелёный океан, где друг за другом вздымались хребты и горные цепи, некоторые более мили высотой, поросшие лесами, настолько густыми, что казалось, будто по листве можно ходить. Этот океан был бескрайним, он тянулся и тянулся до самого горизонта. Там не было видно ни деревень, ни полей, ни дорог — лишь бескрайние тропические леса цвета подсохшего мха. Вот они, Аннамские горы, враждебные и совершенно негостеприимные. Даже вьетнамцы, и те их боялись. «Там» — так называли они этот влажный дикий мир, где в поисках добычи рыскали бенгальские тигры, где кобры свёртывались кольцами под камнями, и где сидели в засадах вьетконговцы. Глядя туда с высоты, я подумал — а может, тот, кто придумал эту операцию, просто хитро пошутил? Нам была поставлена задача — отыскать батальон противника. Батальон — это несколько сотен человек. В этом лесном море могла укрыться вся Северо-Вьетнамская Армия, а мы собирались искать там батальон. Раздавить его, устроив манёвр «молот и наковальня». Нам предстояло найти и уничтожить батальон. Найти и уничтожить. Я бы не очень удивился, если б эти величественные горы затряслись от презрительного смеха над нашим великим самомнением.
Мы пересекли рубеж перехода в атаку — этот военный термин означает условную линию на местности, с которой войска начинают атаку. Я жестом приказал зарядить оружие. Бойцы защёлкали затворами, досылая патроны в патронники, порасстёгивали ремни касок. Вертолёты пошли вниз по крутой спирали. Деревья под нами казались высокими, футов под сто, а стволы их на большую высоту были серы, голы и походили на кости. Район десантирования лежал прямо перед нами и быстро приближался. Бурые воды Туйлоан, протекавшей посередине открытого участка, тускло отсвечивали под солнцем, и река походила на позеленевшую латунную полосу. Чоппер нёсся уже над самыми кронами деревьев, и борттехник осыпал пулемётными очередями подлесок на краю открытого участка. Пулемётная лента, подёргиваясь, вытягивалась из коробки. Пилот выровнял вертолёт, готовясь к посадке. Под «уап-уап-уап» лопастей машина опустилась на землю, мы тут же выпрыгнули из него и побежали, развернувшись в цепь, по траве, прижатой к земле воздушным потоком.
Высадились остальные два отделения, и я с радостью увидел, как они упорядоченно рассыпаются по свободной от растительности местности. Ещё одна радость — огня противника не было. Я ведь уже понял, что хуже места для боя выбрать было невозможно. Вот что такое счастье — «холодный» район десантирования. Мы без промедления покинули площадку высадки и заняли круговую оборону в окружающих лесах. Казалось, что со сверкающей улицы солнечным днём мы вошли в тёмную комнату. Солнечный свет там и тут пробивался сквозь густую листву тонкими полосами, и всё на земле было погружено в зеленоватую полутьму. Не было ни ветерка. Воздух был тяжёл и влажен, и пахло в джунглях как в сыром подвале. Было слышно, как в подлеске ползают, шурша, какие-то твари. Слышать-то мы их их слышали, но не видели. Да и трудно было что-либо толком разглядеть за деревьями и лианами, которые плотно переплелись между собой в яростной борьбе за свет и воздух, в этой войне растений.
Я метнул гранату. Из неё пополз густой зелёный дым, и вскоре высадилась оставшаяся часть роты. Когда вертолёты улетели, нам показалось, что нас бросили. Рота «Чарли» оказалась отрезанной от внешнего мира. Мы поистине пересекли рубеж перехода в атаку — рубеж между известным и неведомым. Пока вертолёты оставались рядом, мир казался знакомым. Будучи американцами, мы чувствовали себя лучше рядом с машинами, но теперь, когда вертолёты улетели, нас поразил этот до предела незнакомый, вонючий, гниющий дикий мир. В застывшем воздухе ничего не шевелилось, и слышны были лишь журчание воды в реке и шуршанье тех самых невидимых тварей в подлеске. Но ничего идиллического в этой тишине не было. Мне вспомнилась классическая фраза из вестернов: «Слишком здесь тихо». Да уж, действительно, было слишком тихо. В этом спокойствии ощущалось некое напряжение, ощущение того, что скоро что-нибудь произойдёт. Обходя рубеж обороны, чтобы убедиться, что никто не потерялся, я с шумом продирался через заросли слоновьей травы, когда услышал громкий, напряжённый голос: «Кто там? Ты кто?»