Вдоль колонны бегают толпы детей и подростков. У многих детей раздутые животы, язвочки на коже, мудрость десятилетий в глазах и ругательства на языке. Они бегают вдоль колонны, попрошайничают, торгуют. «Джи-ай, дай мне сигарета». В толпу летит сигарета, и на поймавшего её мальчика тут же бросаются его друзья. Он пропадает под грудой маленьких рук и ног, которые хватаются, пинаются, царапаются в борьбе за сигарету. «Эй, конфета дай». Вниз лет банка из Сухпая. «Э, фигня. Нах джи-ай не конфета. Номер десять». Под смех друзей мальчонка швыряет банку в борт грузовика. «Дай сигарета, дай конфета, купи кока. Одна кока двадцать пи[41] купи». Некоторые морпехи бросают местные банкноты и монеты в море вытянутых вверх рук с «Кока-Колой», но газировку не берут. На этой войне в кэрроловской стране чудес «кока» является оружием. Поговаривают, что иногда вьетконговцы добавляют в неё яд или толчёное стекло и отдают детям, которые сбывают её американцам. «Двадцать пи джи-ай ты меня двадцать пи. Тут не двадцать пи. Нах дешёвый Чарли[42]. А вот дети постарше не так сильно проникнуты духом коммерции. Подобно всем детям в подростковом возрасте, они приходят в восторг от солдат и армий. Один из них выкрикивает: «Ма-а-рпех номер раз. Убей буку Ви-Си[43]». Морпех, немногим старше этого пацана, вытягивает указательный палец и выставляет вверх большой, изображая пистолет. «Ты Ви-Си, — говорит он. — Пиф-паф». Пацан в ответ гримасничает и изображает солдата, стреляющего с бедра. «Хокей, хокей. Убей буку Ви-Си».
Взрослые в этой деревне ведут себя холодно. Мужчины покуривают бугристые сигары, глядя в нашу сторону так, словно не замечают. Женщины стоят в дверных проёмах, кормят детей, выплёвывают красные от бетеля струйки в пыль. Мы для них не новость. Иноземных солдат они видели и раньше. Из взрослых на нас обращают внимание только шлюхи. За время, прошедшее после высадки нашей бригады, деревня Догпэтч обзавелась несколькими борделями. На местном сленге они называются «бум-бум дома». Девицы выглядят жалко в своих брючках на западный фасон и с таким обилием косметики, что походят на карикатуры на самих себя. Они машут руками, показывая неприличные жесты и обозначая цены — совсем как брокеры на товарной бирже.
День в самом разгаре. Рота растянулась на тропе, идущей по северному берегу реки. Линий фронта на этой войне нет, но мы знаем, что уже пересекли нигде не отмеченную линию между безопасным районом и тем, что солдаты прозвали «Индейской страной». Кроме дряхлых стариков и младенцев, в местных деревушках никто не живёт. Вдоль тропы зияют ямы ловушек «панджи», повсюду царит характерная, напряжённая, гнетущая тишина. До нашей блокирующей позиции остаётся ещё полпути, и тут головной взвод под командованием Тестера попадает в засаду. Вьетконговцы открывают огонь из траншей на том берегу реки. Автоматные очереди звучат так, словно кто-то рвёт бумагу, пули скашивают листья над головой, кто-то впереди кричит: «Засада слева!». Снова раздаётся звук разрываемой бумаги — это 3-й взвод открыл ответный огонь. Перестрелка быстро стихает, раздаются лишь отдельные неупорядоченные выстрели, и тут же стрельба вспыхивает заново. Воздух заполнен грохотом и трескотнёй. По колонне передают: «Второй взвод — вперёд! Второй — вперёд!» Пригнувшись, я бегу вперёд по тропе и едва не падаю кувырком, наткнувшись на морпеха, который целится из винтовки из-за дерева. Он целится в клочок материи, мелькающий в зелёных зарослях на том берегу. Нажимает на спусковой крючок и чертыхается, не слыша выстрелов. Не то винтовку заело, не то разволновался так, что забыл дослать патрон. «Чёрт! — ругается он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Он у меня на мушке был!»
Тем временем группа бойцов из 3-го взвода вскарабкивается на крутой берег, остальные с криками и стрельбой шлёпают по воде, переходят реку и яростно устремляются к деревушке на противоположном берегу. Стреляет снайпер, и морпех, продирающийся сквозь путаницу кустов на речном берегу, резко поворачивается на месте и падает. Другой стрелок вызывает санитара. Всё это длится две, самое большое — три минуты, но я успеваю увидеть и услышать всё невероятно чётко. Наверное, это как-то связано с тем обстоятельством, что меня самого могут подстрелить в любой момент.
Питерсон приказывает моему взводу и взводу Леммона занять оборону на окраинах чеков на этом берегу реки Туйлоан. Тем временем 3-й взвод бросается в погоню за вьетконговцами, но они опять испарились. Кто-то говорит, что видел кровавые следы, уходящие в джунгли. Мне хочется в это верить. Хочется поверить, что эти призраки — реальные люди, и раны их способны кровоточить.