Проходя мимо кустов шиповника, я вспомнила о его целебных ягодах и решила попытаться собрать их на полный горшок сиропа. Стоял сумрак, но я видела достаточно хорошо и на ощупь могла определить созревшие ягоды. Пооставив узелок и корзину на землю, я прошла через кустарник, продирая себе путь. Аромат сохранившихся роз окружил меня и заполнил лёгкие. Навеял воспоминания. Аромат роз у смертного ложа Ксайрона.
Отец умирал медленно, постепенно. Как золотой оттенок, покрывающий деревья в конце лета. Знаки были, но я не заметила их, как и все остальные. Когда болезнь стала очевидна, она была уже запущена, и не одно из опробованных средств не могло его остановить. Отец медленно чах, слабея с каждым прожитым днём. Ничего не помогало.
Ксиманд постепенно забирал бразды правления, пытаясь облегчить ношу нашего отца, но всё шло не так гладко. Сначала Ксайрон с радостью переложил на Ксиманда свои церемониальные обязанности, чтобы сохранить силы для решения управленческих вопросов. Но силы отца таяли, и Ксиманд попытался заполнить пробел. Я положилась на него: мой единокровный брат никогда не пытался отнять власть, пока не увидел, что отец больше не может выполнять свои обязанности или сосредоточиться на решении текущей проблемы. Но пока Ксиманд обвыкался к новой роли, он не смог справиться с парой проблем, и поэтому члены совета и гильдий обращались непосредственно к Ксайрону, ставя больного отца против неоперившегося короля.
Проходя обучение и выполняя свои профессиональные обязанности, я выпала из активной жизни двора. И ещё больше изолировала себя, когда отец заболел, поскольку всё моё внимание было приковано только к нему. Ксайрон был воином, преданный телом, которое до этого служило ему долго и верно, и чем сильнее подводила его плоть, тем хуже становился характер. Он моментально выходил из себя и ещё быстрее находил к чему бы придраться. Его отношения с Ксимандом стали только сложнее. Почти никто из слуг не хотел находиться возле его кровати. Таким образом, я взяла на себя роль целителя, дочери и миротворца. Я редко не соглашалась с отцом и ещё реже покидала его палаты. В последние часы жизни Ксайрона мы использовали цветы и розовое масло как освежитель воздуха. Наверное, аромат роз теперь всегда будет напоминать мне о тех долгих часах.
Я продолжила собирать ягоды, бросая их в корзину поверх бутыли и фляг. Приходилось продвигаться очень медленно, чтобы не наколоться на шипы. Лучше собрать ягоды, пока сюда не пришла повариха Анна, чтобы срезать шиповник для собственных нужд. Её желе на поджаренном ломтике хлеба с мёдом — прекрасное лакомство в зимние месяца. Я вытянула руку и к своему несчастью заработала несколько здоровущих царапин. Возможно, в конце концов, сбор ягод в темноте — не самая хорошая идея.
Внезапно я замерла. Волосы на моей шее встали дыбом, привлекая внимание к неестественной тишине.
В кустах что-то было.
Я задержала дыхание. Все привычные звуки сада исчезли. Чирикание крошечных пташек, прячущихся в заросли на ночь, тихие звуки кроликов и других зверей — всё стихло, как будто по близости разгуливал крупный хищник. Сначала я подумала, что это одна из охотничьих собак. Хотя мой брат редко охотился, он все ещё держал несколько собак на псарне. Но те псы все время виляют хвостом, стремясь, чтобы их погладили по голове и почесали за ушком. Они не будут стоять неподвижно целую минуту.
Я медленно убрала руку за спину и попятилась от шиповника. Набрала в грудь воздух и задержала дыхание, стараясь услышать хоть что-нибудь помимо стука собственного сердца. Ничто не шолохнулось, и я не услышала звуков. Тихо и неподвижно я простояла минуту или две, смотря во все стороны, как будто мои глаза могли проникнуть в глубины ночи.
Тогда мой живот заурчал и напомнил мне, что завтракала я давно, и кроме сыра Калисы и крошки в рот не брала. Я нервно рассмеялась. Это простое переутомление. Я бросила оставшиеся ягоды шиповника в корзину и сладко потянулась. В результате волосы снова выпали из пучка. Снова! Я выругалась и завозилась с волосами, стараясь убрать их на макушку. В кармане у меня лежал шнурок, и я достала его, чтобы обуздать вьющуюся массу. Когда я подняла свою корзину и пошла дальше, ночь все ещё была тиха.
Очевидно, я единственный крупный хищник, бродивший по саду в этом часу.
Я пересекла королевские огороды и подошла к чёрному ходу. Из окон замка лился тёплый свет. Должно быть, высший двор сегодня в прекрасном настроении. С учётом настоящей войны, это выглядит довольно странно и неуместно. Но лорды и подхалимы, составляющие большую часть двора, не находили в этом ничего зазорного.
В дни своей славы Кси был центром торговли. Согласно историческим книгам, долина и горные перевалы стали точкой пересечения для всех караванов. Торговля процветала, плодородная земля не скупилась на дары, и на вырученные деньги Кси содержало постоянную армию. Но во времена моего прадеда торговые маршруты пришли в упадок. А в годы правления моего дедушки, потливая горячка[2] опустошила земли, тем самым лишь усугубив ситуацию. Дедушка запечатал большие торговые ворота, закрыв горные перевалы и ещё сильнее изолируя Кси. Постоянная армия была распущена, сохранилась только дворцовая и городская стража, и то небольшая. Поместное дворянство осталось обрабатывать долину, и Кси выжило, маленькое и одинокое, являя собой лишь тень былого могущества.
Ксиманд всем сердцем желал вернуть прежнюю славу и пытался содержать двор, собирая «лордов и леди» и их детей, чтобы те заискивали перед ним. Так как мой отец принял в совет ремесленников и духовенство, то во дворец собиралась целая толпа, готовая задаром откушать за столом и поиграть в игры знати.
Как только военачальник начал свой победоносный марш по долине, многие из лордов бежали в город с угодий и замков, приводя бойцов под своим командованием. Деревни и селения, находящиеся под защитой лорда, остались на милость военачальника, что позволяло врагу стремительно пройти по долине к самым нашим воротам.
Я проскользнула за старую деревянную дверь и минуту постояла на пороге. Несмотря на размер комнаты и огромные очаги, кухня всегда казалась горячей, переполненной и загромождённой. Здесь в полном своём величии царила повариха Анна. Она стояла посередине комнаты, отдавая приказы слугам, поварам и лакеям как опытный генерал, которым она, по сути, и была. Эта крупная упитанная женщина с заляпанным передником никого и ничего не терпела. Я с завистью заметила, как её прямые тёмные волосы никогда не выпадают из пучка. Орудуя деревянной ложкой, она являла собой силу, с которой приходилось считаться. Ничто не могло укрыться от её взора,… включая меня.
Она бросила на меня один взгляд и раздражённо фыркнула, от чего затряслись все её многочисленные подбородки.
— Девочка моя, ты только посмотри на себя, — прогремел её голос через всю комнату. Некоторые слуги подняли головы и с сочувствием посмотрели на меня, но сразу же вернулись к работе. Анна прошла ко мне через всю кухню, хмуря брови; ключи от шкафчика со специями грохотали на поясе при каждом её шаге.
— Ты похожа на оборванного паломника. — Она ткнула в меня своей ложкой. — Снова ничего не ела, я права. — Её голос с лёгкостью перекрывал шум и беспорядок в зале.
— Анна, ты читаешь меня как отрытую книгу.
— Как будто я буду тратить время на книги. — Она выкрикнула что-то и прежде, чем я поняла что именно, нас уже усадили в углу большого деревянного стола среди блюд, и мы ели свежеиспечённый хлеб с особым медовым маслом, щедро размазанным по всей булке. Мой узелок бросили к грязной груде тряпок, а корзину поставили на стол. Пока мы ели, Анна не спускала строгих глаз со штата и иногда разражалась замечаниями, когда что-то делалось не по её стандартам.
Она вздохнула:
— Ты опять работала весь день?
Я наполнила рот хлебом и энергично задвигала бровями. Анна откинулась на спинку стула и так громко засмеялась, что все её тело затряслось от хохота. Анна, пусть Богиня дарует ей свою любовь, знала, как надо смеяться. Она отдышалась, положила пухлые ладони на стол и проницательно посмотрела на меня.